НЕДЕЛЬНЫЕ ЧТЕНИЯ ТОРЫ БЕРЕШИТ (БЫТИЕ) ВАИШЛАХ

АЛЬТЕРНАТИВНОЕ ЕВРЕЙСТВО (5783-2023) ЧТО ЭТО БЫЛО? (5783-2022) ОПОЗНАНИЕ ОБОЗНАНИЯ (5781-2020) ПОРОГ ЕВРОПЫ (5778-2017) СОЮЗ ЖЕЛЕЗА И ГЛИНЫ (5777-2016) АНГЕЛЬСКОЕ ЯВЛЕНИЕ (5776-2015) В ПЕЛЕНАХ АЛЛЕГОРИИ (5775-2014) ЭФФЕКТ ПРИСУТСТВИЯ (5774-2013) РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ СУХОЖИЛИЯ (5773-2012) ПРОТИВ МАРКИОНА (5772-2011) ДВУХГЛАВЫЙ ОРЕЛ (5771-2010) «КОНЦЕПЦИИ» И ФАКТЫ (5770-2009) ДВА АДАМА (5769-2008) МИРОВАЯ СКОРБЬ (5768-2007) ЕВРЕЙСКАЯ ДЕМОНОЛОГИЯ (5767-2006) ДВА ОБРАЗА ВЕЧНОСТИ (5766-2005) МОДНЫЙ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ (5765-2004) СВОБОДА И ПРЕДВИДЕНИЕ (5764-2003) ДВА ОБРАЗА ВЕРЫ (5763-2002) ЗАГАДОЧНЫЙ АНГЕЛ (5762-2001)

АЛЬТЕРНАТИВНОЕ ЕВРЕЙСТВО ("Ваишлах" 5784 - 08.12.2023)

Прибегая к языку Фрейда, травма Амалека после продолжительного латентного периода проявилась в антисемитском неврозе Амана, и частично восстановилась в гностических дуалистических теориях (Маркион), согласно которым материальный мир и «Ветхий завет» представляют собой творение злобного демиурга, восставшего против верховного светлого божества.

Начавшаяся в Симхат Тора война невольно воспринимается многими, как война с Амалеком.

Так рав Ури Шерки напоминает, что в связи с возвращением в Землю Израиля еврейскому народу надлежит выполнить три заповеди: установить царя, вступить в войну с потомством Амалека и построить Храм.

«Царство, еврейское государство у нас имеется, пусть и не все им довольны, но оно есть. Теперь нам нужно ликвидировать потомство Амалека и затем построить Храм. Так бывало и раньше. Так Мишкан в пустыне был построен после первой победы над Амалеком. Храм Шломо появился после победы Шауля над Амалеком. Второй храм - после победы над Амалеком-Аманом, во времена Мордехая и Эстер. И сегодня мы, кажется, тоже находимся в этом периоде, поскольку сказано – «война во имя Господа против Амалека из рода в род." (Шмот 17:16). Мы не можем биологически подтвердить, что представители ХАМАСа являются потомками Амалека. Мы говорим здесь о характере войны».

Кто же этот Амалек, знамя которого в наши дни оказалось подхвачено радикальным исламом? Откуда пришла его ненависть к еврейству и почему его вовлеченность в мировое зло носит исключительный характер?

Чем евреи и еврейский Бог могли так глубоко уязвить Амалека, что он оказался одержим не только желанием уничтожить Израиль, но и выступает при этом против самой человечности?

«Вот родословная Эсава, он же Эдом – читаем мы в главе «Ваишлах». - Эсав взял своих жен из дочерей Кнаанских: Аду, дочь Элона, Хэттийца… И родила Ада Эсаву Элифаза…. Вот имена сынов Эсава: Элифаз, сын Ады, жены Эсава… Тимна же была наложницей Элифаза, сына Эсава; и родила Элифазу Амалека». (36:1-12)

Ранее, в главе «Толдот», рассказывается другое: «И был Эсав сорока лет, и взял в жены Иудит, дочь Бэйра Хэттийца, и Басмат, дочь Элона Хэйтийца. И они были душевным огорчением для Ицхака и Ривки». (26:34)

Раши поясняет, что «Ада, дочь Элона» — это Басмат, дочь Элона, что таково было ее прозвище, так как она воскуряла благовония («бэсамим») перед идолами.

Иными словами, отца Амалека Элифаза родила ревностная идолопоклонница Ада, «бывшая душевным огорчением для Ицхака и Ривки». Причем она вступила в брак еще до того, как Ицхак благословил Йакова вместо Эсава.

Иными словами, выходя замуж, Ада-Басмат считала, что становится супругой благословенного первенца. Таким образом родившийся в результате этого брака Элифаз с ранних лет должен был слышать родительские пересуды о коварном Йакове, выкравшем у брата полагавшееся ему благословение и нацелившимся на захват всего мира.

Убежденность Элифаза в коварстве и самозванстве Израиля была вскормлена той ненавистью, которую на первых порах испытал к своему брату Эсав и навсегда сохранила Ада.

Сам Эсав, как мы читаем в нашей главе, остыл и примирился с братом: «И побежал Эсав к нему навстречу, и обнял его, и пал на шею его, и целовал его, и они плакали». (33:4)

Однако Элифаз остался предубежден против своего дяди и воспитал в этой предубежденности своего сына Амалека.

Между тем ненависть Амалека к Йакову проистекала не только из этого источника. Не меньшая, если не большая ярость ему передалась по материнской линии - от наложницы Элифаза - Тимны.

О происхождении Тимны сообщается следующее: «Вот сыновья Сэира Корейца, жившие в земле той: Лотан, и Шовал, и Цивон, и Ана, И Дишон, и Эйцер, и Дишан. Это старейшины («алуфей») Хорейцев, сынов Сэира, в земле Эдома. И были сыновья Лотана: Хори и Эимам, а сестра Лотана Тимна» (36:20-22).

Итак, Тимна принадлежала в княжескому роду, но при этом оказалась не женой, а наложницей Элифаза.

В трактате «Сангедрин» (99.б) приводятся слова Тимны, объясняющие эту странность: «лучше быть наложницей у этого племени, чем княжной в любом другом».

В Талмуде рассказывается, что, услышав о призвании Авраама и исключительной роли его потомков, Тимна пожелала примкнуть к этому семейству, но получила отказ. Позже с той же просьбой она обратилась к Ицхаку, но и он ей отказал. Наконец Тимна пришла к Йакову, и опять осталась ни с чем.

Почему она была отвергнута? По-видимому, потому что руководствовалась посторонними мотивами, потому что стремилась не столько к служению, сколько к самоутверждению. Возможно, при иных обстоятельствах это не являлось бы основанием для отказа в гиюре, но Тимна не просто стремилась примкнуть к еврейству, она стремилась стать одной из праматерей еврейского народа.

Одержимость этой идеей, и жгучая обида за свое троекратное отвержение подтолкнули Тимну к решению встать на сторону Эсава, в, казалось бы, давно улаженном между братьями конфликте.

Как бы то ни было, не пройдя собеседования у Йакова, Тимна отправилась к Эсаву и предложила себя его сыну Элифазу в качестве сексуальной рабыни.

Сказав, что «лучше быть наложницей у этого племени, чем княжной в любом другом», Тимна ясно продемонстрировала, что она сочла избранником Эсава, а не отвергшего ее Йакова. Одержимая идеей оседлать Божественный план, Тимна вздумала породить параллельное, альтернативное, «истинное» еврейство.

Эсав честно отказался от своих притязаний в пользу Йакова. Брат купил у него первородство и похитил благословение. С этим уже ничего не поделаешь.

Поначалу Эсав хотел убить того, кто «обманул его дважды», но в конце концов отказался от мести, и признал Йакова преимущественным наследником. Даже объявив себя позже «Израилем по духу», Эсав не отрицал первородности своего брата («не ты корень держишь, а корень тебя» - Рим 11:18). Эсава ни в коем случае нельзя назвать любящим братом, и все же о нем Тора говорит: «Не гнушайся Эдомитянином, так как он брат твой» (Дварим 23:8).

Но сын Эсава Элифаз не простил Йакова, а наложница Элифаза Тимна, кроме того, была уверена в избранничестве Эсава.

Таким образом родители передали своему сыну Амалеку уверенность в том, что именно он - Божественный избранник, а порожденному им народу предстоит стать альтернативным «истинным» еврейством, призванным стереть память о еврействе «ложном».

Порожденный Тимной Амалек оказался наречен «первым из народов» («но конец его – гибель» Бемидбар (24.17–21).

Это народ, маниакально убежденный в своей избранности и видящий в существовании Израиля угрозу всему миру.

После того, как семейство Йакова сошло в Египет, Амалек поселился на Юге земли Кнаан. Пока Паро «изнурял сынов Израиля тяжкими работами», Амалек жил счастливо, радуясь тому, что «самозванец» томится в рабстве, отбывая полагающееся ему наказание.

И вдруг до Амалека донеслась весть, что Израиль освобожден, что он перешел посуху Тростниковое море и теперь находится в пустыне в пяти днях пути от него.

И тогда, потратив на сборы три недели, «пришел Амалек, и воевал с Израилем в Рефидиме… И сказал Господь Моше: запиши сие на память в книгу и внуши Йеошуа, что Я совершенно сотру память Амалека из-под неба. И построил Моше жертвенник, и нарек ему имя «Господь – чудо мое». И сказал он: вот рука на престоле Господа, что война у Господа против Амалека из рода в род» (27:16).

Причем последняя схватка с антигероем еврейской истории происходит, по-видимому, как раз в наше время.

Итак, особенность Амалека заключается в том, что он ультимативно отказывается примириться с еврейским существованием, провозглашает свою категорическую несовместимость с «узурпатором».

Прибегая к языку Фрейда, травма Амалека после продолжительного латентного периода проявилась в антисемитском неврозе Амана, и частично восстановилась в гностических дуалистических теориях (Маркион), согласно которым материальный мир и «Ветхий завет» представляют собой творение злобного демиурга, восставшего против верховного светлого божества.

В ХХ веке это утробное чувство ненависти к еврейству привилось германской нации. Некоторые высказывания Гитлера звучат так, как если бы они были услышаны им в доме Элифаза, записаны в шатрах Амалека: «Столкнулись два мира – люди Бога и люди Сатаны! Еврей – античеловек. Создание другого бога. Сатана! Он, наверно, произошел от другого корня человеческой расы. Я противопоставляю арийца и еврея; и если я называю одного из них человеческим существом, то другого я должен назвать как-то иначе. Эти двое так же различны, как человек и зверь. Это не значит, что я назвал бы еврея зверем. Он намного дальше от зверя, чем мы, арийцы. Он – существо вне природы и враждебное природе».

Сегодня ультимативное единобожие ислама, традиционно требующего капитуляции (слово «ислам» значит «покорность») всех религий и культур, консолидируется с двоебожием Амалека, добивающегося уничтожения Израиля и капитуляции его «злобного» Бога. Дуалистический характер верований Амалека подробно анализируется в моей книге «Там и всегда».

ЧТО ЭТО БЫЛО? ("Ваишлах" 5783 - 08.12.2022)

В истории посмертного освящения суббот духом Рабби позволительно усмотреть закодированное мудрецами позитивное отношение еврейской традиции к Йешуа Аноцри, при отрицании веры в его воскресение.

В недельной главе «Ваишлах» описывается борьба Йакова с неведомым противником: «И остался Йаков один. И боролся с ним некто («иш») до восхода зари. И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Йакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Йаков. И сказал: не Йаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом («элоким») и с людьми, и победил… и он хромал на бедро свое» (32:25-33).

«Наши благословенной памяти мудрецы, – пишет Раши, - разъясняли, что то был ангел-покровитель Эсава».

Итак, бестелесный ангел сразился с человеком из плоти и крови! Ситуация эта тем более загадочна, что она своеобразно отразилась в дальнейшей Священной истории: Ангел Эсава, давший Йакову имя Израиль, впоследствии не только присвоил это имя себе, но и представил борьбу братьев как борьбу «духа» с «плотью»: Израиль по-духу» вступил в сражение с Израилем по плоти!

Однако проблема отнюдь не сводится к этой аллегории. Вопрос самой возможности борьбы бесплотного духа с плотью, вопрос возможности их соприкосновения коснулся самих глубин иудео-христианской коллизии, в последнем счете упирающейся в вопрос: воистину ли восстал из мертвых основоположник христианства? Духом или телом после своей смерти он «явился Кифе, потом - Двенадцати; затем свыше чем пятистам братьям одновременно, затем Иакову, потом всем апостолам»? (1 Коринф 15:6).

Действительно, ведь вера христианина в конечном счете обосновывается идеей невозможности контактного соприкосновения «духа» и «плоти»!

Так в Евангелии от Луки мы читаем: «Когда они говорили о сём, сам Иисус стал посреди них и сказал им: мир вам. Они, смутившись и испугавшись, подумали, что видят духа. Но он сказал им: что смущаетесь, и для чего такие мысли входят в сердца ваши? Посмотрите на руки мои и на ноги мои; это я сам; осяжите меня и рассмотрите; ибо дух плоти и костей не имеет, как видите у меня. И, сказав это, показал им руки и ноги. Когда же они от радости ещё не верили и дивились, он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали ему часть печёной рыбы и сотового мёда. И, взяв, ел пред ними» (24:36-43).

Итак, первоначально ученики посчитали Явившегося «духом», т.е. душой распятого Учителя, который в свою очередь объявил, что он не привидение, и в качестве доказательства предложил себя коснуться. Но если бы осязание что-то решало в этом вопросе, то как бы Йаков мог бороться с ангелом? Как бы могло быть повреждено бедро патриарха?

Доказательством воскресения не может служить и прием пищи. Ведь, как мы знаем, три «мужа», посетившие Авраама, приняли его угощение («Он возвел очи свои, и увидел: и вот, три мужа стоят возле него…и взял масла и молока, и теленка, которого приготовил, и поставил перед ними; а сам стоял подле них под деревом. И они ели» (18:1-8). То же самое описывается при явлении ангелов Лоту: «И пришли те два ангела в Сдом вечером, а Лот сидит у ворот Сдома… Он сделал им пир и испек опресноки, и они ели» (19:1-3).

Но может быть явления усопших душ отличаются от ангельских явлений? Может быть, приведенный Евангелием критерий не распространяется на ангелов, но работает в отношении людей?

По свидетельствам очевидцев, являющиеся из загробного мира души ведут себя по-всякому.

В Талмуде в трактате Ктубот (103 а) рассказывается, что незадолго перед смертью рабби Йеуда Анаси (ок. 135 — ок. 220) попросил своих сыновей, чтобы после его похорон те зажигали в его комнате свечу, стелили постель и накрывали на стол. Так после смерти рабби являлся в своей комнате по субботам и трапезничал вместе с домочадцами.

Итак, приведенные Евангелием аргументы недостаточны также и в случае явления человеческих душ.

Между тем косвенно вера в воскресение Иисуса, вроде бы, подтверждается одной галахической подробностью.

Талмуд учит, что «мертвый освобожден от исполнения заповедей».

Это, например, проявляется в разрешении хоронить усопшего в саване, сотканном из шерстяной и льняной нити (шаатнез). При молитве на могиле праведника душа последнего не учитывается в миньяне.

Эта галаха проявляется также и в том, что хотя дух может участвовать в трапезе, он не может ее возглавлять: произнесенное духом благословение на пищу лишено силы, и живые не могут ответить на такое благословение «Амен».

Но в Евангелии сообщается, что Иисус не только ел с апостолами, но именно благословлял пищу. Более того, благословлял хлеб, что наряду с благословением вина является и вовсе особым священнодействием.

«И когда он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им. Тогда открылись у них глаза, и они узнали его. Но он стал невидим для них… И они рассказывали о происшедшем на пути, и как он был узнан ими в преломлении хлеба» (Лук 24:30).

Итак, косвенное подтверждение как будто налицо. Иисус вел себя так, как если бы действительно оставался в теле.

А что рабби Йеуда Анаси?

Талмуд не содержит подробностей его участия в застольях, и мы могли бы предположить, что киддуш на его посмертных трапезах произносился кем-то из его сыновей. Между тем в «Сефер хасидим» утверждается буквально следующее: "Когда мертвый становится виден, то даже если он похоронен в саване, явиться он может в любой одежде, которую пожелает. Один раз в одежде, в которой похоронен, другой – в прежней одежде. Так рабби Анаси можно было видеть в прекрасной одежде, которую он надевал в Шаббат, а не в саване, объявляя тем самым, что он все еще в силе освобождать других от их долга в освящении дня, а не как другие мертвые, которые освобождены от исполнения заповедей» (Сефер хасидут 1129).

Рав Овадья Йосеф (1920-2013) подчеркивал, что эту историю следует понимать как исключительный случай, допущенный по специальному пророческому вдохновению, и что он никак не может повлиять на общий принцип «мертвый свободен от соблюдения заповедей».

Создается впечатление, что этот «исключительный случай» был инициирован небесами неспроста, а в первую очередь затем, чтобы быть сопоставленным с евангельским свидетельством.

И уж по меньшей мере, трудно поверить, чтобы талмудический рассказ о явлениях Рабби не учитывал христианского контекста, не представлял бы собой скрытой полемики с ним.

Обращает на себя внимание осмысленность самой этой параллели, т.е. параллели между Иисусом и Рабби, противопоставление, которое напрашивается само собой даже и без сходства их посмертных явлений.

Действительно, два эти восходящие к роду Давида реформатора стоят в основе двух глобально расходящихся осмыслений ТАНАХа: «Нового Завета» и Талмуда. Два эти реформатора стоят в основе двух альтернативных подходов к тексту Торы, основанных на двух ее «нарушениях».

Если Иисус «нарушил» Тору, противопоставив ее общечеловеческое ядро покрову эксклюзивного еврейского Закона (разумеется, не имея в виду его отмены), то Рабби «нарушил» Тору, позволив трактовку этого Закона конспективно записывать.

Исходно Писание и Предание противостояли друг другу не только по сути (как Кодекс и Комментарий к нему), но и по форме. Трактовка Торы, дарованной Богом в письменном виде, могла даваться человеком исключительно в устном. Но когда это требование стало угрожать утратой преемственности традиции, рабби Йегуда Анаси его отменил, сославшись на слова Писания: «Время действовать ради Господа: они нарушили Тору твою» (Тегиллим 119.126).

Разумеется, мудрецы, включившие в Талмуд историю посмертных явлений Рабби, не могли исходить из идеи параллелизма иудейской и христианской традиций, которая и сейчас – в перспективе тысячелетий – не всем бросается в глаза.

Но, во-первых, параллель эту установил сам Всевышний, пославший Рабби из потустороннего мира освящать субботы, а во-вторых, какой-то идеей безусловно руководствовались и сами мудрецы.

Скорее всего, записывая эту историю, они хотели показать, что что Иисус не воскрес из мертвых, как верят христиане, а являлся своим ученикам как дух, наделенный особыми полномочиями.

Но как такое сопоставление возможно?

Как человек, представленный мудрецами Талмуда презренным колдуном, может по своему статусу быть приравнен ими же к высшему талмудическому авторитету?

Здесь нет места для доказательства того, что Иисус не только не враждовал с фарисеями, но именно к их кругу относился. Более того, «вражда» была задним числом раздута евангелистами, превратившими ее в краеугольный камень своей теологии.

Как мудрецы, наблюдавшие процесс перерождения образа своего соратника в образ врага, могли на него реагировать? Что они могли сказать в защиту Иисуса, когда ученики последнего объявили их повинными в его крови, а синагогу нарекли «публичным домом, притоном негодяев, капищем демонов, поклоняющихся идолам… прибежищем бандитов и развратников»? (Иоанн Златоуст)

В сложившейся ситуации мудрецы Талмуда никак не могли объявить главу Церкви еврейским праведником. Их бы неправильно поняли как в Церкви, так и в Израиле. Единственное, что они могли для Иисуса сделать, это не сказать о нем ни слова, а связанное с его именем враждебное учение приписать его сомнительным тёзкам, один из которых жил веком раньше Пилата и был отлучен от синагоги (а не казнен), а второй – жил веком позже и был побит камнями иудеями (а не распят римлянами).

Более того, даже высказывания против еретиков были сделаны мудрецами в привязке к этим негативным персонажам (Йешуа бен Стада, бен Патира), а не к Йешуа бен Йосефу – имя которого они так ни разу и не произнесли.

То, что упомянутые в Талмуде тёзки евангельского Иисуса не имеют к нему никакого отношения, и то, что Талмуд умалчивает о родоначальнике христианства – не прозрение современных религиоведов. Это традиционный, хотя и не афишируемый еврейский подход, которого придерживались Рабейну Там (1100-1171), Рамбан (1194-1270), Рабейну Йехиэль Парижский (ум. 1260), р.Йехиэль Гальперин (1660-1746), и наконец, р.Яаков Эмден (1698-1776), который открыто провозгласил Иисуса еврейским праведником: «Аноцри (Назарянин) и его ученики тщательно соблюдали Тору Израиля... Согласно тому, что говорится в евангелии, Аноцри и его ученики вовсе не пришли за тем, чтобы отменить Тору, не приведи Боже… Не правы считающие, будто Аноцри пришел полностью упразднить иудаизм, но только к народам пришел он, чтобы установить религию, которая на самом деле не новая, а старая - и это семь заповедей Ноаха. Что же касается сынов Израиля, то он обязывал их исполнять Тору до мельчайших деталей».

В начале III века, когда по инициативе Рабби началась запись Устной Торы, мудрецы, конечно, еще хранили собственное предание о подлинном Аноцри, т.е. помнили, что он «тщательно соблюдал Тору», и были осведомлены о его посмертных явлениях.

Открыто сохранять это свое собственное предание, доверять его бумаге мудрецы не стали. Но они все же ясно дали понять - он относился к их кругу. Дали понять это, во-первых, тем, что перевели стрелку авторства христианства на «однофамильцев»-колдунов, а во-вторых, тем, что сопоставили Иисуса с Рабби, давшего тому веский повод своими посмертными явлениями.

Не следует забывать также и того, что в III веке христианство само было еще гонимой религией, и отношения между общинами не являлись в полном смысле слова враждебными. В этом отношении достаточно привести следующую цитату из Циклопедии: «Несмотря на диспуты с евреями, Ориген находился в самых дружественных отношениях с ними. В своих сочинениях он часто говорил, что советовался с еврейскими учёными о значении отдельных мест в Ветхом Завете; а в «Contra Celsum» выступает даже в защиту еврейства. По-видимому, Ориген находился в дружественных отношениях с рабби Ошайей, главой академии в Кейсарии, а по его собственным словам, он был знаком с патриархом по имени «Ίούλλος»; вероятно, Ориген имеет в виду рабби Йеуду».

Как бы то ни было, в истории посмертного освящения суббот духом Рабби позволительно усмотреть закодированное мудрецами позитивное отношение еврейской традиции к Йешуа Аноцри, при отрицании веры в его воскресение.

Возможный еврейский смысл миссии Аноцри рассматривается в моей книге «День шестой», в главе «Йешуа иудейской традиции»

ОПОЗНАНИЕ ОБОЗНАНИЯ ("Ваишлах" 5781 - 03.12.2020)

Борьба Йакова с Ангелом повторилась тысячелетия спустя, повторилась одним из его потомков - Йешуа Аноцри, как сказано: «Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола». Как и его пращур, Йешуа, казалось бы, вышел в той схватке победителем… Но победа обернулась поражением. Человек, претендовавший избавить Израиль, превратился в икону преследователей еврейского народа! Как Ангел Смерти провел правоверного еврея? Как, проиграв праведнику «по очкам», Ангел сумел ввести его в нокаут?

Опознание

В недельной главе «Ваишлах» описывается возвращение Йакова в Святую землю и его встреча с братом Эсавом, которой предшествует борьба с неведомым противником.

«И остался Яаков один. И боролся некто («иш») с ним до восхода зари, И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Яакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Яаков. И сказал: не Яаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил. И спросил Яаков, сказав: скажи же мне имя твое. И он сказал: зачем спрашиваешь об имени моем? И благословил он его там. И нарек Яаков имя месту тому Пниэйл, ибо ангела видел я лицом к лицу, а жизнь моя спасена». (32:26-31)

Далее происходит встреча братьев, описываемая в следующих словах: «И сказал Эйсав: есть у меня много, брат мой; пусть у тебя будет то, что твое. Но Яаков сказал: о нет, если я нашел милость в глазах твоих, то прими дар мой от руки моей, за то, что я увидел лицо твое, как увидел лицо ангела, и ты был благосклонен ко мне». (33:10)

В трех местах этого эпизода слово «Элоким», обыкновенно переводимое как Бог, всеми комментаторами дружно трактуется как ангел.

Согласно классическому иудейскому пониманию, в этой сцене Йаков боролся с Ангелом – с Ангелом-покровителем своего брата - Эсава.

Начавшееся еще в материнской утробе и продолжавшееся на протяжении всей жизни, соперничество между братьями завершается этим эпизодом – победой Якова над астральным патроном Эсава и последующим примирением братьев. Причем в знак победы Яков получает духовный трофей – имя Израиль.

Дальнейшую историю, в ходе которой потомки Эсава (христиане) присвоили это имя себе, небезинтересно рассмотреть в свете их трактовки приведенных фрагментов: во всех трех случаях слово «элоким» понимается христианами буквально, т.е. переводится как «Бог».

Так Иоанн Златоуст в «Беседах на книгу Бытия» пишет: «Дабы он (Яков) самим делом удостоверился, что не подвергнется никакой неприятности, Господь в образе человека вступает в борьбу с праведником».

Православный богослов профессор А.П.Лопухин (1852-1904) следующим образом подытоживает этот подход. «Таинственный борец, ночью боровшийся с Иаковом, повредивший ему бедро и переименовавший его в Израиля, по словам пророка Осии (12:3-4), был Богом. Сам Иаков признает, что видел Бога, лицо Божие. Поэтому иудейское и христианское толкование данного места одинаково признают борца явлением из небесного мира – Ангелом. При этом церковные учители и многие позднейшие толкователи христианские видели в этом Ангеле Ангела несотворенного – Ангела Бога, ранее являвшегося Иакову при Вефиле (28 гл.) и в Месопотамии (36 гл.) и, по верованию Иакова, охранявшего его всю жизнь, Сына Божия. «Из всего рассказа познаем, – говорит блаженный Феодорит, – здесь явился Иакову единородный Божий Сын и Бог».

В ТАНАХе встречается немало мест, которые христиане и иудеи трактуют по-разному, но расхождение относительно личности побежденного Йаковом неведомого противника, пожалуй, самое поразительное, самое символичное расхождение.

Итак, потомки Йакова считают боровшегося с их праотцем незнакомца Ангелом Эсава, возглавляющим демонический мир. Потомки Эсава – видят в нем самого Бога!

Обознание

Расхождение это на протяжении веков своеобразно проявлялось в христианской теологии, точнее – в обеспечивающей эту теологию философии, которая на каждом шагу отождествляла Бога с Разумом.

В чем-то эти образы действительно перемежаются. С одной стороны Верховный Ангел (Метатрон), поддерживающий порядок мироздания, трудноотличим от Творца, как сказано: «Блюди себя пред ним и слушайся голоса его, не прекословь ему, так как имя Мое в нем» (Шмот 23:20).

С другой стороны, согласно Зоару, Верховный Ангел и Ангел Смерти – одно лицо. Да и сам Ангел Смерти, согласно иудаизму – не противник Создателя, а его служитель.

Таким образом, перепутать между Творцом и Ангелом, в котором «имя Его», не всегда означает выбрать смерть. Во всяком случае, не всегда означает отречься от Бога, иногда означает лишь понизить свой духовный профиль. И все же это весьма скользкий путь.

Лев Шестов пишет: «Библия была представлена миру простыми, неучеными людьми, которые совсем и не способны были защищать ее теми методами, которыми ее люди ученые оспаривали. Но философов такая Библия не удовлетворяла… Греческие учителя усыпили нашу бдительность, внушив нам уверенность, что плоды с дерева познания были, должны быть началом философии для всех времен…. Основные начала и техника античного мышления, точно гигантский плющ, обвились вокруг иудейско-христианского "откровения" и душили его в своих могучих объятиях. Вера стала суррогатом знания. Об этом все открыто говорили, благо такие речи не могли вызвать насмешек у неверующих и негодования у инакомыслящих. Все очевидности свидетельствовали в пользу такой иерархической установки. Против нее говорило только Писание. Но Писание всегда можно "истолковать".»

Как бы то ни было, в эпизоде борьбы Йакова с Незнакомцем христианская теология обозналась, не распознала с кем имеет дело!

Своей кульминации эта ошибка достигла в классической немецкой философии, в гегелевском выведении учения церкви из чистого разума.

Классическая немецкая философия рассматривала историю как диалектическое самораскрытие Мирового духа, который отождествлялся этой философией с тем самым Богом, который в «примитивной форме» подразумевается авторами Библии.

Шеллинг и Гегель считали свой Мировой дух тем самым Всевышним, который вдохновлял еврейских пророков. Но на деле он был лишь Его астральным «двойником», тем ангелом, с которым бился Иаков и которого он победил.

При этом, если Гегель видел в Мировом духе в первую очередь Философа, то Шеллинг - Поэта.

По Шеллингу, самопознание Мирового духа осуществляется не столько в философии, сколько в художественной литературе: «Роман есть как бы окончательное прояснение духа».

«В искусстве – писал Шеллинг, - мы имеем как документ философии, так и ее единственный извечный и подлинный органон… Всякий великий поэт призван превратить в нечто целое открывающуюся ему часть мира, и из его материала создать собственную мифологию; мир этот находится в становлении, и современная поэту эпоха может открыть ему лишь часть этого мира; так будет вплоть до той лежащей в неопределенной дали точки, когда Мировой Дух сам закончит им самим задуманную великую поэму и превратит в одновременность последовательную смену явлений нового мира...»

В своей книге «День Шестой» я показываю, что роман Булгакова «Мастер и Маргарита» как раз и является тем самым романом, в котором Мировой дух окончательно прояснился, в котором он изобразил самого себя. «Великая Поэма» завершается автопортретом Воланда.

Как и многие отцы церкви, Шеллинг, и в особенности Гегель, по-крупному обознались. Гегель принял Воланда за Бога, он вообразил, что позаимствованный им у Шеллинга Мировой дух – это полностью очищенная от мифологических привнесений последняя версия библейского божества, в то время как это был Ангел Смерти.

Отдельное место в моем исследовании занимает техника этой подмены.

Как это случилось? Где произошел этот сбой?

Борьба Йакова с Ангелом повторилась тысячелетия спустя, повторилась одним из его потомков, а именно Йешуа Аноцри, так же «оставшимся одним», как сказано: «Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола» (Мф. 4:1)

Там в пещере, из которой открывался захватывающий вид на Эдом, на землю Эсава, Йешуа повстречался с его Ангелом.

Как и его пращур, Йешуа, казалось бы, вышел в той схватке победителем, как сказано: «берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи. Тогда оставляет Его диавол» (Мф 4:10)

Но победа обернулась поражением. Человек, претендовавший избавить Израиль, превратился в икону преследователей еврейского народа! Каким образом? Как Ангел Смерти провел правоверного еврея? Как, проиграв праведнику «по очкам», Ангел сумел ввести его в нокаут?

В своей книге «День шестой» (во входящей в нее повести «Назначенное время») я показываю, как это могло произойти.

Шеллинг совершенно прав - «роман есть как бы окончательное прояснение духа». Существуют материи, в которые можно проникнуть только художественными средствами.

P.S. Обращаю внимание читателей, что в эти дни в Издательском доме Лены Лимоновой увидело свет второе (исправленное и пополненное новыми изысканиями) издание «Дня Шестого»

ПОРОГ ЕВРОПЫ ("Ваишлах" 5778 - 30.11.2017)

Магараль писал, что Машиах выйдет из Рима, что Избавитель будет оснащен всеми достижениями европейской цивилизации. Когда он высказывал эту мысль, Прага являлась «Римом», являлась столицей Священной Римской империи. Магараль не знал слова "сионизм", но он сознавал, что является его провозвестником.

Судьба Эдома

В недельной главе «Ваишлах» приводится родословная Эсава: «Вот родословная Эсава, он же Эдом. Эсав взял своих жен из дочерей Ханаанских: Аду, дочь Эйлона, Хэйтийца, и Ооливаму, дочь Аны, внучку Цивона, Хиввийца. И Басмат, дочь Ишмаэля, сестру Невайота… И взял Эсав жен своих и сыновей своих, и дочерей своих, и все души дома своего, и стада свои, и весь скот свой, и все достояние свое, которое он приобрел в земле Ханаанской, и пошел в (другую) страну от лица Йакова, брата своего. Ибо имущество их было слишком велико, чтобы жить вместе, и земля пребывания их не могла вместить их из-за стад их. И поселился Эсав на горе Сэир; Эсав, он же Эдом. И вот родословная Эсава, отца Эдомеев, что на горе Сэир».

Итак, после примирения братьев, они разделили землю. Ицхак не входил в территориальные тяжбы с Ишмаэлем, последний был изгнан Авраамом в пустыню. Но сам Авраам щедрым жестом поделил Обетованную ему землю с Лотом («Ведь вся земля пред тобою. Отделись же от меня. Если ты налево, то я направо; а если ты направо, то я налево» 13:9). Они растались мирно и благодаря этой заслуге (через Рут) Лот получил свою долю в мессианском роде.

Как прежде Авраам и Лот, Йаков и Эсав также разделили пастбища. Эсав ушел на восточную сторону Иордана, а Йаков остался на западной. Знаменательно и символично, что Эсав, в начале вознамерившийся убить брата, в конце концов добровольно уступил ему Святую землю ("пошел в другую страну от лица Йакова"). И в этом компромиссе угадывается образ их грядущего примирения.

Историческая Эдомея прекратила свое существование в 106 году н.э., превратившись в римский протекторат. Между тем мудрецы Талмуда («Авода Зара» 11.б) пришли к выводу, что в действительности Рим оказался протекторатом Эдомеи, духовным протекторатом.

В предисловии к книге пророка Овадии Абарбанель пишет: «Ты должен знать, что земля Эдома, граничащая с землей Израиля, и народ, который вышел из нее и распространился во всем мире, в наше время это – христианский народ – он потомок Эдома».

Как же скадывалась судьба Эдома, родословная которого столь обстоятельно представлена в нашей главе?

Как после смерти Шломо его царство раскололось на два – на Иудею (2 колена) и Самарию (10 колен), так же после смерти императора Феодосия I в 395 году раскололось и царство Эдома, раскололась Римская империя.

Раскол Иудейского царства на Иудею и Израиль пролег по трещине, возникшей между двумя мессианскими родами – потомков Иеуды и потомков Йосефа. Раскол Римской империи произошел схожим образом - по религиозному и этнографическому признаку: на Западе среди народов романской языковой группы утвердился католицизм, на Востоке среди славян преимущественно распространилось православие. Причем этот раскол также можно возвести к отношениям двух братьев - апостолов Петра и Андрея. Андрей оказался покровителем Восточной Европы и православия, Петр – западной европы и католицизма.

Восточная римская империя – Византия просуществовала почти тысячу лет, а после оккупации Константинополя турками, знамя восточного Рима было подхвачено Российской империей, прозвавшей себя Третьим Римом и перенявшей византийский герб – двухглавого орла. Соответственно, главным претендентом на роль Рима в Западной цивилизации в настояшее время являются США, исходно подчеркивающие свою преемственность с древним Римом (Капиталийский холм, Сенат, Конгресс, эмблема орла).

Таким образом, можно сказать, что в наши дни главными инкарнациями расколовшегося древнего Рима являются Москва и Вашингтон, причем, по меньшей мере, в Вашингтоне распознается образ Эсава, братски расположенного к Йакову.

А что же старушка Европа? Может ли еще какой-либо европейский город претендовать на инкарнацию Рима? Претендовать на образ братски настроенного к Йакову Эсава?

Мистический центр

Как до возникновения США проявляла себя римская идея в Западной Европе?

На месте Западной римской империи образовалось франкисткое царство, расцвет которого был достигнут при Карле Великом (742-814). Дальнейшим продолжением античного Рима стала Священная Римская Империя, которая была основана в 962 году восточно-франкским королём Оттоном I Великим.

В период наивысшего расцвета в состав этой империи входили: Германия, являвшаяся её ядром, северная и центральная Италия, некоторые территории Франции, а с 1134 года Чехия, куда два века спустя переместился центр империи. Прага была столицей Священной Римской империи с 1346 по 1437, и с 1583 по 1611. Священная Римская Империя просуществовала до 1806 года. Последним ее отблеском в определенной мере можно признать Астро-Венгрию (1867-1918), но по большому счету в XIX веке Рим перекочевал за океан.

Тем не менее, если попытаться указать хотя бы символическую столицу Европы – наследницы древнего Рима, то ей, пожалуй, окажется, одна из его исторических инкарнаций - Прага.

Согласно легенде, две семьи, возглавляемые братьями Чехом и Лехом, вышли из беспокойных славянских земель в поисках лучшей жизни. Чех обосновался на берегу Влатавы, а Лех отправился дальше – до Вислы.

Место с живописными горами вдоль порожистой реки, облюбованное Чехом, оказалось необычным. На глаз видно, что оно явилось порогом («прага» значит порог) между Западной и Восточной Европой. Здесь они наиболее осмысленно и напряженно столкнулись. Как символ, древний славянский (Пржемысловический) Вышеград веками сосуществовал вместе с более новым германским (гарбурским) Пражским градом. Но при этом славянское население города все же было полностью «прозападным» – католическим.

Итак, Прага, являясь столицей именно Западной Европы, оказалась одновременно общеевропейским порогом, центром всей Европы.

Михаил Шильман в исследовании «Такты истории» обращает внимание, что в Праге стягиваются силовые поля Европы, что восемь осей, между лучами которых 22,5 градусов (360 поделить на 16), проведенных через Прагу, пересекают 28 европейских столиц. Так, одна ось пересекает Мадрид, Берн, Прагу, Варшаву, Минск, Москву. Другая, перпендикулярная ей - Берлин, Прагу, Вену, Афины, Ираклион. Одна ось пересекает Константинополь, Будапешт, Прагу, Эдинбург. А другая, ей перпендикулярная - Монако, Прагу, Ригу и Санкт-Петербург. Ось, проходящая строго через Лондон, Прагу, Кишенев, Ереван, находится под прямым углом к оси, пересекающей Рим, Прагу, Стокгольм. А ось Париж, Люксембург, Прага, Краков, Киев перпендикулярна оси Осло, Копенгаген, Прага.

Не удивительно поэтому, что Прага - мистический город, в котором веками процветали волхвы и алхимики. Здесь в доме 502 на Карловой площади немецкий чернокнижник Иоганн Фауст подписал договор с дьяволом, и здесь же по истечении условленного срока отдал ему душу.

Город этот на удивление беден деятелями культуры мирового масштаба. Пальцев одной руки вполне будет достаточно, чтобы пересчитать их всех. Помимо упомянутого Фауста, можно назвать предшественника протестантизма Яна Гуса и автора «Бравого солдата» Ярослава Гашека. Среди пражских литераторов мировую славу снискал также Франц Кафка. Из сочинений Кафки может создаться впечатление, что их автор жил в каком-то мрачном мегаполисе из однотипных блочных строений. По-видимому, талант писателя расцвел в Праге не благодаря, а вопреки сказочной ауре родного города. Истинная интроверсия должна быть устойчива к любым внешним впечатлениям.

Ну и, конечно, главное имя, входящее в пятерку пражских знаменитостей – это рабби Йегуда-Лейб Ливо Бен Бецалель - Магараль (1512-1609). Мудрец этот интересен не только тем, что ему приписывается создание Голема, но в первую очередь своими яркими, независимыми сочинениями. В одном из них - "Нецах Исраэль" Магараль доказывает, что Избавление не обусловлено исполнением заповедей (т.е. может носить светский характер), и не раз возвращается к Талмудическому утверждению, что Машиах обитает у ворот Рима. Магараль трактует это в том смысле, что Машиах выйдет из Рима, что Избавитель будет оснащен всеми достижениями европейской цивилизации.

Кода Магараль высказывал эти мысли, Прага являлась «Римом», являлась столицей Священной Римской империи. Магараль не знал слова "сионизм", но он сознавал, что является его провозвестником.

Итак, быть может самая примечательная черта Праги, позволяющая именно ее признать столицей Европы – это как раз ее еврейская черта. В этом городе пути Эсава и Йакова провиденциальным образом пересекаются. Звуки «Атиквы» проступают в симфонии Бедржиха Сметаны «Влатава», а в «златости» Праги отражается «захав» Иерусалима.

Согласно легенде, евреи появились здесь еще раньше Чеха и Леха, а фундамент выстроенной в XIII веке Старо-новой синагоги (на чердаке которой покоится тело магаралевского Голема) представляет собой мегалит, доставленный (ангелами, разумеется) из руин иерусалимского Храма.

Считается, что странное название синагоги - «Староновая» обязана тому, что соответствующее немецкое словосочетие «Altneu» является калькой ивритского «аль-тнай» - «на условии»: синагога возводится на камне из Храмовой кладки на условии, что при восстановлении Дома Божия камень будет возвращен на место.

СОЮЗ ЖЕЛЕЗА И ГЛИНЫ ("Ваишлах" 5777 - 15.12.2016)

Исламская экспансия в Европе - прямое следствие того, что на этом континенте утвердился культ свободы без ответственности. Пренебрежение собственной религией (требующей ответственности) невольно толкнуло европейцев в объятия самой фанатичной и фаталистической религии.

Демократическая химиотерапия

В недельной главе «Ваишлах» описывается родословная Эдома: «Вот родословная Эсава, он же Эдом. Эсав взял своих жен из дочерей Кнаанских: Аду, дочь Эйлона, Хэйтийца, и Ооливаму, дочь Аны, внучку Цивона, Хиввийца. И Басмат, дочь Ишмаэля, сестру Невайота. И родила Ада Эсаву Элифаза, а Басмат родила Реуэйла» (36:1-4).

Этот брак Эсава на дочери Ишмаэля был актом внешней показной благопристойности, как сказано: «И увидел Эсав, что дочери Кнаанские противны глазам Ицхака, отца его; И пошел Эсав к Ишмаэлю, и взял Махалату, дочь Ишмаэля» (28:8).

Как бы то ни было, Эсав и Ишмаэль породнились, и этот их древний союз причудливым образом воспроизводится в наши дни.

На протяжении веков главное детище Эсава – европейская цивилизация - торжествовала во всем мире, что особенно ярко выявилось в эпоху Великих географических открытий, сопровождавшихся стремительной колонизацией всей планеты. Ацтеки никогда бы не открыли Испанию, как никогда австралийские аборигены не открыли бы Альбиона. Именно Европа завладела всеми прочими континентами. Именно Европа до наших дней ассоциируется с прогрессом всего человечества. Однако в последние десятилетия произошел явный сбой, в последние десятилетия мы отмечаем обратный процесс: Европа колонизуется стекающимися со всего мира исламистами, а сами европейцы шарахаются собственной тени.

Эпиграфом к своим «Философическим письмам» Чаадаев взял слова Евангелия «Да приидит царствие Твое». Чаадаев мыслил себе это «царствие» достаточно земным и, главное, видел признаки его наступления в Западной цивилизации: «Искали истины – нашли свободу и благоденствие», - писал он о западно-европейских христианах. Его наблюдения казались безупречными: «Невзирая на все незаконченное, порочное и преступное в европейском обществе, как оно сейчас сложилось, все же царство Божие в известном смысле в нем действительно осуществлено, потому, что общество это содержит в себе начало бесконечного прогресса и обладает в зародыше и в элементах всем необходимым для его окончательного водворения в будущем на земле».

Что же изменилось с тех пор? Почему в наши дни эти слова могут вызвать лишь скептическую усмешку?

Чаадаев, как мы видим, жестко связывал внешний успех Европы с ее внутренним христианским содержанием. Но не всем эта связь была очевидна. Более того, весьма многим европейцам религия казалась вредным предрассудком. Как заметил Шестов, «Произошло великое событие во Франции. Отрубили голову Богу, чтобы иметь право отрубить голову королю... Во Франции и в Германии на разные лады стали возвещать эту истину, что "Бог умер", и это, как ни странно, стало источником надежд и упований человечества".

Итак, первой и главной причиной произошедшего сбоя явился категорический отказ Европы идентифицировать себя с христианством. Современная Европа почти в той же мере антихристианская, сколь и антиеврейская. К обеим этим религиям европейцы в целом относятся равно пренебрежительно.

Поначалу казалось, что и ислам у них не в особом почете. В 2004 году раздраженные обилием хиджабов французы издали закон, запрещающий их ношение в общественных местах. Однако во имя демократии одновременно пришлось удалить следы христианских символов из всех учебных заведенеий. Более того, учащимся стало запрещено ношение нательных крестиков поверх одежды! Аналогичная кампания началась и в Великобритании. В 2012 году здесь было запрещено использование религиозных символов и одеяний не только в школах, но и на рабочем месте. Но демократическая «химиотерапия» ударила главным образом не по злокачественной, а по здоровой ткани: сегодня в Англии в первую очередь воюют не c хиджабами, а с нательными крестами, и в целом исламские настроения резко усилились, а христианские сникли.

Утратив собственную волю, невозможно не подчиниться чужой, тем более, когда это воля к смерти. Как некогда Эсав ассоциировался с Римской империей, а потом с церковью, так сегодня он опознается прежде всего в породнившемся с исламом либерализме. Причем союз этот действительно имеет место. Если применение «химиотерапии» против хиджабов еще можно признать политической наивностью, то введение Европарламентом закона, запрещающего «оскорблять религиозные чувства», такая же сознательная происламская акция, как политика переоборудования пустующих церквей в мечети.

Пробивавшие этот закон парламентарии прекрасно сознавали, что их «химиотерапия» будет бить исключительно по здоровым, а не злокачественным клеткам. Действительно, никакой суд не станет рассматривать жалобу об оскорблении христианства или иудаизма. Эти религии уже давно стоят заплеваннные с ног до головы, не переставая при этом стоять за «свободу слова». Но ислам совсем другое дело! Он болезненно реагирует даже на появление любого не исламского символа в своем окружении. Так во многих европейских городах новогодние елки сделались персонами нон грата.

В 2011 году в Австрии суд приговорил Эллизабет Саббадич-Вольф к выплате штрафа в размере 480 € или ко двум месяцам тюрьмы за то, что в своей лекции «Ислам и исламизация Европы» она сказала, что ислам признает браки с несовершеннолетними, и что сам Мухаммад в возрасте 54 лет взял в жены 9-летнюю Аишу. Венский суд постановил, что Саббадич-Вольф пыталась публично дискредитировать пророка Мухаммада и разжигала «религиозную неприязнь».

Как такое оказалось возможно?

Пророчество о Еврабии

Виктору Франклу принадлежит прекрасный афоризм: «Если на берегу одного океана стоит статуя Свободы, то на другом берегу должна стоять статуя Ответственности, потому что они – близнецы-братья».

«Модный» в послевоенной Европе экзистенциализм видел в ответственности главную духовную ценность, видел в ней великую человеческую привилегию. В этом отношении даже светский экзистенциализм оставался насквозь религиозным явлением. Так атеист Сартр писал: «если существование действительно предшествует сущности, то человек ответственен за то, что он есть. Таким образом, первым делом экзистенциализм отдаёт каждому человеку во владение его бытие и возлагает на него полную ответственность за существование».

Но при этом характерно, и даже символично, что сам Сартр выбрал… маоизм! То есть выбрал систему, в которой ответственность, в конечном счете, полностью исключается.

Не без благословения Сартра, в Европе восторжествовала моноклональная левацкая идеология, одним из важнейших детищ которой явился Евросоюз – бюрократический монстр, призванный снимать ответственность с европейских государств, просадивших свое будущее на программах социального обеспечения.

Исламская экспансия в Европе - прямое следствие того, что на этом континенте утвердился культ свободы без ответственности. Пренебрежение собственной религией (требующей ответственности) невольно толкнуло европейцев в объятия самой фанатичной и фаталистической религии.

Впрочем, похоже, что эсхатологический союз либерализма с исламом, союз Эсава и Ишмаэля предсказан за тысячелетия. Четыре царства попеременно пленили Израиль: Вавилон, Персия, Греция и Рим. Даниэль истолковал сон Навухаднецера как смену этих четырех царств, символизируемых золотом, серебром, медью и железом. Однако в финале к железу примешивается глина: «Видел ты, царь, что пред тобой идол громадный. (Вот) этот идол: голова его из чистого золота, грудь и руки из серебра, (а) чрево и бедра его из меди; Голени его из железа, а ступни его частью из железа, а частью из глины. Пока ты смотрел, сорвался камень без помощи (чьих-либо) рук и ударил идола по ногам, что из железа и глины, и раздробил их. Тогда искрошились сразу железо, глина, медь, серебро и золото... А камень, который разбил идола, превратился в большую гору и заполнил всю землю. Таков сон, а толкование его скажем пред царем. … Ты сам – голова из золота. А после тебя поднимется царство другое, ниже твоего, а иное, третье царство, – медное, – будет властвовать надо всей землей. А четвертое царство будет сильным, как железо; и подобно железу, которое расплющивает, крошит и разбивает все, оно, как железо, которое все сокрушает, всех разобьет и сокрушит. А то, что видел ты ступни и пальцы частью из гончарной глины, частью из железа, то (это значит, что) царство это будет разделено, а прочность железа его будет, как видел ты, – железа, смешанного с гончарной глиной... А то, что видел ты железо, смешанное с гончарной глиной, (значит что) будут они смешаны через семя человеческое, но не сольются друг с другом, как железо не соединяется с глиной, И во дни тех царей установит Бог небесный такое царство, которое никогда не разрушится и власти другому народу не передаст» (2:33-46).

Провиденьем чего еще может являться союз железа и глины, если не современной Еврабии, любовно обустраиваемой либералами и исламистами?

АНГЕЛЬСКОЕ ЯВЛЕНИЕ ("Ваишлах" 5776 - 26.11.2015)

Невольно хочется предположить, что ангелы, (в общем случае оказывающие опосредованное влияние на своих подопечных), при явлении в этот мир получают разные формы допуска; что открытость тактильному восприятию является первой, то есть наивысшей формой, и предоставляется относительно редко.

Формы допуска

В недельной главе «Ваишлах» описывается странное единоборство Йакова с Ангелом: «И встал он в ту ночь, и взял двух жен своих и двух рабынь своих, и одиннадцать детей своих, и перешел через Ябок вброд. И взял их, и перевел через поток, и перевел то, что у него. И остался Йаков один. И боролся человек с ним до восхода зари, И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Яакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Йаков. И сказал: не Йаков отныне имя тебе будет, а Исраэль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил. И спросил Йаков, сказав: скажи же мне имя твое. И он сказал: зачем спрашиваешь об имени моем? И благословил он его там. И нарек Йаков имя месту тому Пниэль, ибо ангела видел я лицом к лицу, а жизнь моя спасена» (32:25-31).

История странная, чтобы не сказать единственая в своем роде. Действительно, при всем множестве ангельских явлений описанных в ТАНАХе, приведенная сцена стоит особняком. Ангелов видят, с ними говорят, их, наконец, страшатся, но чтобы с ними в течение нескольких часов боролись, такого, пожалуй, больше не встретишь.

Но может ли вообще дух, т.е. заведомо нематериальное существо, вступить в единоборство с человеком из плоти и крови?

Представление об ангелах, и шире - о духах и привидениях - как о существах сугубо «бесплотных» утвердилось довольно широко. Ему способствует также известный магический эффект создания иллюзорных предметов, к которому прибегают всевозможные колдуны. Например, хорошо документирован фокус индийских факиров, по легенде впервые продемонстрированный Буддой: ни на чем подвешивается иллюзорная веревка, карабкаясь по которой, в небе исчезает мальчик-ассистент. Как бы то ни было, людям кажется естественным, что они могут увидеть духа, но не могут его потрогать. Ожидается, что рука пройдет сквозь «тело», не обладающее ни плотностью, ни массой. Достаточно указать, что на этом представлении фактически основывается христианская вера в воскресение Йешу, который, как описывается в Евангелии, не просто являлся после своей гибели ученикам, но доказывал им, что не является духом именно на том основании, что к нему можно прикоснуться. («Пришёл Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в рёбра Мои; и не будь неверующим, но верующим» Иоан 20)

И все же, учитывая явления Ангелов, описанные в книге «Берешит», эта евангельская аргументация выглядит странно. А как же, в самом деле, тогда борьба Йакова с Ангелом? Каким образом оказалось повреждено бедро патриарха? Да и некоторые другие описания достаточно «телесны». Так, три «мужа», посетившие Авраама и однозначно понимаемые как ангелы, ели поданное им угощение («Он возвел очи свои, и увидел: и вот, три мужа стоят возле него…и взял масла и молока, и теленка, которого приготовил, и поставил перед ними; а сам стоял подле них под деревом. И они ели» (18:1-8).

То же самое описывается при явлении ангелов Лоту: «И пришли те два ангела в Сдом вечером, а Лот сидит у ворот Сдома… Он сделал им пир и испек опресноки, и они ели» (19:1-3). Более того, вскоре «мужи те взяли за руку его, и за руку жену его, и за руку двух дочерей его, по милости Господней к нему, и вывели его, и оставили его вне города» (19:16).

Впрочем, и другие религии и народы, в том числе многочисленные последователи Йешу, не отрицали возможности телесного соприкосновения с духами. Так Блаженный Августин в книге "О грaде божием" (3, 2) пишет: "Остaвим без ответa вопрос о том, моглa ли Венерa от соединения с Анхизом родить Энея. Ведь подобный вопрос стaвится и в Священном Писaнии, именно о том, породили ли пaдшие aнгелы и дочери человеческие гигaнтов, т. е. чрезвычaйно больших и сильных людей, которыми былa полнa земля". И далее: "Чaсто говорилось и многими утверждaется из личного восприятия и из свидетельств других очевидцев, в достоверности которых не может быть сомнения, что лешие и фaвны, которые в нaроде нaзывaются инкубaми, обуянные стрaстью к женщинaм, добивaлись плотского соития с ними и его с ними совершaли, и что некоторые демоны (нaзывaемые у гaллов дузaми) усердно пытaлись творить подобные скверны и чaсто их совершaли. Было бы нaглостью отрицaть это в виду достоверности людей, утверждaющих подобное" (кн. 5, гл. 23).

Объединяя эти разрозненные свидетельства, невольно хочется предположить, что ангелы, (в общем случае оказывающие опосредованное влияние на своих подопечных), при явлении в этот мир получают разные формы допуска; что открытость тактильному восприятию является первой, то есть наивысшей формой, и предоставляется относительно редко.

Ангел Силомер

Итак, если сама по себе борьба, сам физический контакт с «духом» странным не кажется (если принять, что все, что открывается зрению, может быть открыто так же и тактильному чувству), то странным кажется другое – соизмеримость сил Йакова и Ангела.

В самом деле, теоретически силы ангела могут быть сколь угодно малы и сколь угодно огромны. В одном случае он лишь легкое дуновение, а в другом - испепеляющее пламя, как о том говорится в мидраше: "В час, когда Моше поднялся на гору, ангелы-служители сказали Богу: "Владыка мира! Что делает среди нас рожденный женщиной?"… Бог сказал Моше: "Ответь им". Моше сказал: "Я боюсь, что они обожгут меня своим дыханием". Бог сказал: «Держись за престол Славы Моей и отвечай...»

Человек и Ангел теоретически находятся в столь несоизмеримых силовых категориях (как в одну, так и в другую сторону), что смысл борьбы как-будто бы полностью теряется. Откуда же пришла соизмеримость сил в нашем случае, и что она означает?

Прежде чем ответить на этот вопрос, выясним, что это вообще был за ангел? С одной стороны, традиция отождествляет его с ангелом-хранителем Эсава. Так Раши поясняет, что потребовав от него благословения, Йаков имел в виду подтверждение того, что родительское благословение принадлежит ему, а не Эсаву. И в то же время Раши вкладывает в уста самого Ангела слова: «У нас нет постоянного имени, наши имена меняются в зависимости от поручения, которое нам велено исполнить, с которым мы посланы».

Но как можно одновременно быть и персональным «ангелом хранителем Эсава», и именоваться каким-то поручением, какой-то миссией? Да и какой миссией?

Очевидно, что с измерительной. Но очевидно также и то, что Ангел, посылаемый померяться силами с человеком, должен являться соразмерным с ним существом, должен быть его двойником. Близнец Йакова – Эсав, а точнее наделенный его психофизическим потенциалом Ангел, был поэтому одновременно и ангелом хранителем Эсава и… силомером, отрегулированным на соотвествующую «весовую категорию».

Таким образом, борьба между братьями, начавшаяся в утробе Ривки, и продолжавшаяся в шатрах Ицхака, на берегу Ябока перенеслась в небеса и завершилась победой Йакова. Ведь сообщив ангелу телесные свойства, придав ему силы Эсава, Всевышний одновременно перенес в духовный план земные борения Израиля. Как сказано у пророка: «Во чреве обманул он брата своего; а силою своей боролся с (ангелом) Божьим. Боролся он с ангелом и превозмог; плакал тот и умолял его» (Ошейя 12: 4-5).

В ПЕЛЕНАХ АЛЛЕГОРИИ ("Ваишлах" 5775 - 04.12.2014)

В ходе формирования своей веры христиане широко использовали так называемый «аллегорический» метод интерпретации Торы, который на протяжении предшествующих веков отрабатывался философами на греческих мифах

Ангел Эсава

В недельной главе «Ваишлах» описывается борьба Йакова с ангелом: «И остался Йаков один. И боролся с ним некто до восхода зари, И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Йакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Йаков. И сказал: не Йаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил» (32:25-33).

Как известно, традиция отождествляет Ангела, которого победил Йаков, с Ангеом Эсава. Таким образом, борьба между братьями, начавшаяся еще в утробе, продолжилась не только в их взрослой жизни, и даже не только в дальнейшей истории, но и в жизни метаисторической. Причем в результате этой борьбы Йаков не просто победил Эсава, но получил от него благословение, и даже своеобразный «пароль» - то есть само имя Израиль.

Имеется ли у этой концовки какой-то исторический аналог? По-видимому, она соответствует тому моменту, когда «все разноязычные народы» схватятся, по слову пророка, «за полу иудея, говоря: пойдем с вами, ибо слышали мы, что с вами Бог» (Захар 8:18-23)...

До самого последнего времени человеческая история соответствовала периоду изгнания Йакова. До самого последнего времени Эсав, объединивший под своими хоругвями «все разноязычные народы», выглядел звездным героем человеческой истории, в то время как евреи представлялись ее париями.

Но вот сыны Израиля потянулся на родину, казалось бы, отношение к ним должно меняться. Почему же этого не происходит? В писании сказано: «построят дома и насадят виноградники» (Иехезкель 28:24), но любые постройки или насаждения, осуществленные иудеем у себя дома в Иудее, вызывают истерику даже в протестантской Америке, а вино, произведенное евреями в Самарии, бойкотируется в Европе, причем даже многими отъявленными гурманами.

Глядя изнутри этой ситуации, совершенно непонятно, каким образом Эсав, а с ним и весь мир, пожелают ухватиться за полу иудея? Каким образом они вдруг признают Израиль «царством священников и народом святым»? Возможно ли такое вообще?

С точностью до наоборот

Для того чтобы ответить на этот вопрос, следует вспомнить, как развивалось мировоззрение Эсава на протяжении его царствования в этом мире.

В ходе формирования своей веры христиане широко использовали так называемый «аллегорический» метод интерпретации Торы, который на протяжении предшествующих веков отрабатывался философами на греческих мифах. Затрудняясь принять религиозные легенды и сказки как нечто действительное, философы стали выявлять в них рациональные зерна с помощью аллегорических толкований. Получив в руки Библию, греки и римляне применили по отношению к ней все свои экзегетические приемы, отработанные на мифах в течение нескольких веков.

Так отец церкви, Климент Александрийский (150-215), объявил рационализм таким же столпом христианства, как и веру. Греческая философия являлась для него столь же неотъемлемой опорой христианства, что и «ветхий завет».

Аллегорические толкования христиан бывают убедительны, красивы и часто не вызывают со стороны евреев какого-либо сопротивления. Так, например, Авва Дорофей сравнивает работу совести с колодцами, закапываемыми пилиштимлянами, и раскапываемыми Ицхаком.

Не вызывает, например, особых возражений также и истолкование слов 137 псалма «блажен тот, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о скалу». Христиане понимают это высказывание, как образ борьбы с грехом, который следует уничтожать именно пока он еще в «младенчестве», то есть пока он находится на уровне помысла и не дорос до открытого действия.

Однако наряду с этими невинными аллегорическими толкованиями возникли и другие, куда более по отношению к еврейству агрессивные. Чего стоит только одно провозглашение Израиля аллегорией Церкви! После того как христиане нарекли себя «Новым Израилем» и «Израилем по духу», они уже по одному «закону жанра» не оставили «Израилю по плоти» никакой содержательной роли кроме служения «назидательным образом».

Столь вольное использование аллегорического метода привело к тому, что некоторые трактовки Писания оказались прямо противоположны их буквальному смыслу. В частности, завет Израиля с Богом был объявлен «упраздненным», при том, что он неоднократно именуется в самой Торе «вечным».

Излишне говорить, что именно к себе христиане применили также и слова пророка: «Придут народы многие и племена сильные искать Господа Цваота в Иерусалиме и молиться Господу. Так сказал Господь Цваот: в те дни схватятся десять человек из всех народов разноязычных и держаться будут за полу иудея, говоря: пойдем с вами, ибо слышали мы, что с вами Бог» (Захария 8:18-23).

Действительно, христиане живут в убеждении, что это уже совершилось в лице торжественной проповеди Евангелия, начавшейся в праздник Пятидесятницы 33-го года н.э., когда ученики Иисуса заговорили на разных языках и к ним стали примыкать прозелиты, собиравшиеся в Храм со всех краев земли.

Отчасти это действительно так и было. В первые десятилетия своего существования христианская церковь оставалась иудейской сектой, и новообращенные язычники полагали, что присоединяются к Израилю. Однако в дальнейшем процесс хватания за полу иудеев принял уже чисто аллегорический характер.

В одном средневековом папском документе сказано: «Так говорит пророк: «Не убивай их, дабы никто никогда не забыл Твоего Закона», иными словами: не уничтожай евреев совсем, дабы христиане никогда не могли забыть Твой закон, который, хотя сами евреи и не понимают его, начертан в их книгах для тех, кто способен понять его».

Поразительная фраза! Оказывается, подлинное понимание слов Торы: «(это) устав вечный в роды ваши» (Ваикра 23:31) состоит в том, что на самом деле этот устав «упразднен»! (Ефес 2:15).

То, что самый известный на планете текст на протяжении уже двух тысячелетий читают не так как он написан, а с точностью до наоборот, читают через пелену аллегории – обескураживает, но и вселяет надежду на то, что ситуация может «упраздниться», что когда-нибудь пелена падет и народы отнесутся к словам Бога так же, как они относятся к словам людей: то, что слышится, то и подразумевается. Так что если Бог назвал евреев – «царственное священство и народ святой» (Шемот 19.6), то именно это самое Он и имел в виду.

Справедливости ради следует отметить, что христиане никогда полностью не отвергали буквального прочтения ТАНАХа, и тот же Ефрем Сирин (III в.), родным языком которого был арамейский и который уже по одному этому воспринимал Писание иначе, чем греки – понимал приведенные слова пророка Захарии (8:18-23) вполне «ветхо-заветно»: «когда во все концы разнесется весть, что племя Гогово поражено в Иерусалиме, тогда, в сии дни радости, десять мужей из язычников, обратившихся к вере, возьмутся за ризу Иудеянина, как во время разорения царства иудейского, когда мужи погибали от меча, голода и язвы, а жены отводимы были в плен, семь жен брались за ризу одного Иудеянина» (Исайя 4:1).

ЭФФЕКТ ПРИСУТСТВИЯ ("Ваишлах" 5774 - 14.11.2013)

Иов прекратил проклинать Всевышнего сразу при Его появлении. Он полностью изменил тон, хотя продолжал оставаться в таком же плачевном состоянии, как и несколько минут до того. Таков эффект присутствия Того, чьим словом создан мир!

Встречи и расставания

В недельной главе «Ваишлах» рассказывается о возвращении Йакова на родину и о его встрече со своим братом Эсавом: «И послал Йаков перед собою посланцев («малахим») к Эсаву, брату своему, в землю Сэир, в поле Эдом. И наказал им сказать: так скажите господину моему Эсаву: так сказал раб твой Йаков: у Лавана жил я и задержался доныне… И возвратились посланцы к Йакову, сказав: мы пришли к брату твоему, к Эсаву, но он тоже идет навстречу тебе и с ним четыреста человек. И убоялся Йаков очень и стало ему тесно, и разделил он народ, который с ним, и скот мелкий и крупный, и верблюдов на два стана. И сказал: если нападет Эсав на один стан и побьет его, то стан оставшийся будет спасен» (32:4-9)

Раши поясняет, что посланцы Йакова («малахим») были не людьми, а настоящими неплотными ангелами, и, не удивительно, что они могли сразу распознать истинные намерения Эсава. Так поясняя слова: «мы пришли к брату твоему, к Эсаву». Раши пишет: «Мы были у того, о ком ты говорил: "Он брат мой". Однако он относится к тебе не по-братски, а как прежний преступный Эсав; он по-прежнему ненавидит тебя»

Таким образом Йаков доподлинно выяснил, что Эсав не простил обмана, не прекратил его ненавидеть, и, возможно, даже не оставил своего намерения его убить.

Но опасения его оказались напрасными. Далее мы читаем: «И расставил он детей при Лее и при Рахели, и при двух рабынях. И поставил рабынь и детей их впереди, а Лею и детей ее позади, а Рахель и Йосефа последними. А сам прошел пред ними и поклонился до земли семь раз, пока подходил к брату своему. И побежал Эсав к нему навстречу, и обнял его, и пал на шею его, и целовал его, и они плакали» (33:1-4).

Многие комментаторы находят поведение Эсава совершенно искренним. Так по поводу слов «и обнял его», Раши пишет: «Он был тронут, видя, как кланяется (Йаков)». В отношении слов «и целовал его», Раши продолжает: «(Слово) отмечено надстрочными знаками, в связи с чем имеются различные мнения. Одни толкуют их как указание на то, что не от всего сердца он целовал. А раби Шимон бен Йохай сказал: "Общеизвестна истина, что Эсав ненавидит Йакова. Однако в тот момент в нем пробудилось милосердие, и он поцеловал его от всего сердца".

Но как возможна такая стремительная перемена настроения? Только что Эсав помышлял убить брата, и вот бросается ему на шею, и плачет от радости? Правдоподобно ли это? Вполне. Вспомним, как часто раздражаясь на человека за то, он опаздывает и заставляет вас ждать, кипение ваше немедленно прекращается, стоит ему, наконец, появиться? То же часто происходит с поссорившимися близкими. За глаза они полны возмущением, но при встрече очень часто отставляют в сторону недомолвки и обиды и примиряются. Рецепт отнюдь не универсальный, но обладающий несомненной силой. Личное присутствие всегда в пользу обвиняемого, заочный суд всегда ему во вред, всегда строже. Таким образом, именно вид брата и его семейства полностью поменяли умонастроения Эсава и заставили его позабыть про свое старое намерение.

В предыдущей главе «Вайеце» мы наблюдали прямо обратное: исчезновение Йакова и его семьи возбудило в Лаване столь сильное предубеждение, что Всевышнему пришлось непосредственно вмешаться, чтобы предупредить беду. Мы читаем: «А Йаков похитил сердце у Лавана Арамейца, потому что не известил его, что убегает он. И убежал он со всем, что у него... И сказали Лавану на третий день, что Йаков убежал. И взял он с собою родственников своих, и гнался за ним семь дней пути, и догнал его на горе Гилад. И пришел Бог к Лавану Арамейцу во сне ночном, и сказал ему: берегись, чтобы не говорить с Йаковом ни доброго, ни худого… И сказал Лаван Йакову: что ты сделал? Ты облукавил сердце мое и увел дочерей моих, как плененных оружием? Зачем ты убежал тайно и облукавил меня, а не сказал мне? Я отпустил бы тебя с веселием и с песнями, с тимпаном и с киннором. И ты не позволил мне поцеловать внуков моих и дочерей моих; ты теперь безрассудно сделал. Есть в руке моей сила сделать вам зло; но Бог отца вашего накануне говорил со мною и сказал: "берегись, чтобы не говорить с Йаковом ни хорошего, ни худого" (31:22-30).

Более того, этот побег явился косвенной причиной гибели Рахели, которая попала под заклятие Йакова: «У кого найдешь богов твоих, тот да не будет жить!» (31:32).

Религия и пророческое состояние

Итак, эффект присутствия играет в человеческих отношениях решающую роль, и именно на этом эффекте строится то, что мы именуем в общежитии «религией». В самом деле, жизнь религиозного человека, живущего в сознании Божественного присутствия, решительно отличается от жизни того, кто такого осознания лишен. Как свидетельствует псалмопевец: «Даже если пойду долиной смертной тени – не устрашусь зла, ибо Ты со мной; посох Твой и опора Твоя – они успокоят меня» (Тегил 23:4).

Религия приносит человеку великое утешение. И все же верующие тоже плачут. Лучший пример тому Иов. Как известно, этот великий праведник после ниспосланных ему свыше бедствий восстал против Бога: «После того открыл Иов уста свои и проклял день свой. И заговорил Иов и сказал: Да сгинет день, когда родился я, и ночь, в которую сказано: "Зачат муж"! День этот да станет тьмою, да не печется о нем Бог свыше, и да не воссияет над ним свет!» .... «Всемогущий! мы не постигаем Его. Всевеликой Его мощи; Суд и великая милость Его не гнетут (никого). Посему благоговеют пред Ним люди; Он (же) не взирает ни на кого из мудрых сердцем» (3:1... - 37:24).

Однако после этих слов произошло нечто небывалое, после этих слов «отвечал Господь Иову из бури и сказал: Кто это омрачает мысль неразумными словами? Обвяжи, как муж, чресла свои; Я буду спрашивать тебя, а ты поведай мне» (38:1-2).

В результате Иов полностью раскаялся в своем бунте: «И отвечал Иов Господу, и сказал: Знаю, что Ты все можешь, и ничто не устоит перед намерением Твоим, Кто же это помрачает мысль без разуменья? – Так, я говорил (о том), чего не понимал, о чудесах (непостижимых) для меня, о которых я не ведал. Послушай же, я буду говорить; я буду спрашивать Тебя, а Ты объясняй мне. (Лишь) слухом я слышал о Тебе; ныне же око мое увидело Тебя. Поэтому отвратительны мне (слова мои) и раскаиваюсь я во прахе и пепле» (42:4-7).

При этом Всевышний не просто простил Иова, но поставил в пример его друзьям, которые казалось бы обвиняли Иова точно так же и точно в том же, что и сам Бог! «И было после того, как сказал Господь слова те Иову, и молвил Господь Элифазу Тайманитянину: пылает гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих, ибо вы не говорили обо Мне так (же) правдиво, как раб Мой Иов» (42:7-10).

Далее сказано, что «возвратил Господь прежнее Иову, когда он помолился за друзей своих; и умножил Господь все, что было у Иова, вдвое» (42:11).

Итак, Иов прекратил проклинать Всевышнего сразу при Его появлении. Он полностью изменил тон, хотя продолжал оставаться в таком же плачевном состоянии, как и несколько минут до того. Таков эффект присутствия Того, чьим словом создан мир! Великое дело – религия, но и она ничто рядом с самим Божественным присутствием.

РАЗМЫШЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ СУХОЖИЛИЯ ("Ваишлах" 5773 - 29.11.2012)

На внешнем поверхностном плане – Эсав выглядит последовательным злодеем, а вера церкви представляется вершиной эклектики и заблуждения… на этом же поверхностном плане еврейского мировосприятия ислам, как «истинный монотеизм», выглядит фактически самой близкой к иудаизму формой религиозности… В то же время на втором, более глубоком, хотя и менее разработанном уровне, картина прямо обратная: Эсав представляется единственным адекватным партнером Израиля, в то время как образ Ишмаэля возбуждает немало вопросов.

Сделай то, не зная что

В недельной главе «Ваишлах» описывается борьба Йакова с ангелом, отождествляемым традицией с ангелом Эсава: «И остался Йаков один. И боролся с ним некто до восхода зари, И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Йакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему:… не Йаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил…. и он хромал на бедро свое. Поэтому не едят сыны Израилевы сухой жилы, которая из сустава бедра». (32:25-33)

В «Сефер хинух» р.Галеви отмечает, что обычай не использовать в пищу соответствующую часть ноги животных является третьей заповедью Торы (после размножения и обрезания) и служит напоминанием сынам Израиля о победе Йакова над ангелом Эсава: эта заповедь служит живым знамением того, что как бы не были велики тяготы галута, Эсаву не одолеть своего брата и минута избавления от его ига настанет.

В свете этой борьбы, сопровождавшейся благословением Йакова, отношение еврейской традиции к Эсаву (христианству) двойственно, и по меньшей мере обнаруживает два плана. На внешнем поверхностном плане – Эсав выглядит последовательным злодеем, а вера церкви представляется вершиной эклектики и заблуждения: понадергав цитат из ТАНАХа и истолковав их в предельно произвольном и вздорном духе, потомки Эсава создали суррогатный иудаизм, религию, которая в наши дни заслуженно распадается. Действительно, мы можем сегодня наблюдать, как европейские церкви не только пустеют, но и обновляются в виде мечетей, тут же наполняющихся приверженцами пророка Мухамеда. Вот вера, поистине заслуживающая уважения!

В самом деле, на этом же первом поверхностном плане еврейского мировосприятия ислам, как «истинный монотеизм», выглядит фактически самой близкой к иудаизму формой религиозности. В мидраше «Пиркей де-раби Элиэзер» Ишмаэль представлен самым положительным образом, а комментируя Тору («И скончался Авраам.. и похоронили его Ицхак и Ишмаэль» (Береш 25: 7-11), и «И скончался Ицхак.. и погребли его Эсав и Йаков». 35:29) Раши делает вывод, что Ишмаэль раскаялся и признал первенство Ицхака, а Эсав остался ожесточен против Йакова.

В то же время на втором, более глубоком, хотя и менее разработанном уровне, картина прямо обратная: Эсав представляется единственным адекватным партнером Израиля, в то время как образ Ишмаэля возбуждает немало вопросов.

Если первый план иудейского видения христианской религии выставляет ее как идолослужение, то на втором плане обнаруживается, что никто к христианству как к язычеству не относится (что проявляется «де-факто», на галахическом уровне), а в самом идолослужении - когда ему предаются народы - признается определенный позитивный смысл.

Формально сынам Ноаха идолослужение запрещено. Так, Рамбам пишет: “Первый Человек был наставлен относительно шести заповедей: запрет идолослужения, запрет богохульства, кровопролития, кровосмешения, разбоя и учреждения справедливого суда…. Ноаху был добавлен запрет есть животных живьем” (Шофтим, Гилхот Млахим 9). Между тем в следующей главе (Гилхот малахим 10:1), рассматривая вопрос ответственности сынов Ноаха за преступления, совершенные по ошибке, Рамбам пишет: “Сын Ноаха, ошибочно нарушивший одну из семи заповедей, признается невиновным… Имеется в виду, что он нарушил невольно. Например, человек овладел замужней женщиной, не зная того, что она замужем. Однако если он знал, что она замужем, но не знал, что тем самым она ему запрещена, и он решил, что это позволительно вступать в интимные отношения с замужними женщинами, то он наказывается”, то же Рамбам отмечает и в отношении убийства. Убийц казнят даже в том случае, когда они считают убийство легитимным. Однако идолослужения в качестве такой заслуживающей наказания метафизической ошибки Рамбам не называет.

Рав Ури Шерки объясняет это молчание Рамбама именно тем, что идолослужение является такой ошибкой, которая по существу в ошибку сынам Ноаха не вменяется. В качестве подтверждения этого тезиса, в своих лекциях рав Шерки часто ссылается также на Рабейну Бехайя, который (в комментарии на «Вайелех») авторитетно заявляет, что в ТАНАХе не встречается ни одного примера, когда бы пророки требовали от народов, что бы те оставили идолослужение («потому что это их доля»). «Нет такого идолослужения, в котором бы не скрывалось искр святости», - утверждается, наконец, в Зохаре.

Что значит эта двойственность? Как можно и ошибаться и не ошибаться одновременно? И разве языческое по форме и монотеистическое по содержанию христианство не кажется единственно мыслимым решением этой головоломки, выполнением этого немыслимого задания: сделай то, не зная что, послужи тому, не зная кому? Заметим попутно, что и само христианство готово видеть в себе очищенное, «откашерованное» язычество (как выразился епископ Кирилл Иерусалимский (315-387): «Когда ложно стали поклоняться человекообразному, как Богу, тогда Бог соделался человеком, чтобы истребить ложь»).

Христианство неоднородно, оно таит в себе множество заходов, направлений и возможностей, в том числе и антисемитских, но в нем имеются также и пласты, позволяющие этой религии вступить в глубокие партнерские отношения с иудаизмом, чему в нашем поколении имеется немало свидетельств. Итак, на втором плане иудейского видения отношения между Израилем и Церковью вполне могут выглядеть союзными, как сказал раби Ханацив из Воложина (1817-1893) в своем комментарии «Хаэмек давар» (Берешит 33:4): «когда потомки Эсава в чистоте духовной признают семя Иакова и величие его, тогда и мы признаем Эсава, потому что он брат наш».

Диалог по-мусульмански

С другой стороны, на этом же глубинном уровне иудейского видения как раз ислам рисуется весьма сомнительным «дочерним предприятием». Спросим себя: может ли какой-то народ, за исключения еврейского (к которому Бог обратился Сам), установить с Ним прямую связь, без каких-либо посредников? Не обречен ли он при установлении такой прямой «истинно-монотеистической» связи впасть в еще большее заблуждение, чем формальное идолослужение? «Монотеизм» сам по себе ничего не значит. Важно, кого именно исповедует та или иная религия единственным. Напомним, что Гитлер не был политеистом, и при этом с одной стороны пользовался самой широкой поддержкой мусульман, а с другой сам восхищался исламом. На того ли Единого, который описан в ТАНАХе, вышла эта публика?

Рамбам писал, что если полемика с христианством осмысленна и полезна (так как ведется по поводу текста, в истинности которого стороны не сомневаются), то полемика с исламом бессмысленна и неуместна, так как Коран отрицает истинность Торы.

Например, в Коране сказано: «Любая пища была дозволена сынам Израиля, кроме той, которую Израиль запретил самому себе до ниспослания Торы. Скажи: «Принесите Тору и прочтите ее, если вы говорите правду». (3:94-95)

Итак, в Коране утверждается, что единственно-истинным требованием кашрута является запрет употребления в пищу бедренного сухожилия. В Торе вроде бы можно встретить немало других предписаний связанных с пищей, как например: «всех, у которых есть плавники и чешуя… их можете есть. Все же, у которых нет плавников и чешуи,… – мерзость они для вас» (Ваикра 11:9-10). Однако Коран, как мы видим, без малейшего смущения призывает к очной ставке с Торой!

Как это возможно? Все очень просто. В том же Коране утверждается, что масоретский текст – подделка. Например: "Скажи: "Кто низвел книгу, с которой пришел Мусса, как со светом и руководительством для людей, которую вы помещаете на хартиях, открывая ее и скрывая многое? Ведь вы научены тому, чего не знали ни вы, ни ваши отцы." (6:91-92) (см. также 2:70 3:64 5:16). Таким образом, призывая «принести Тору», Коран на деле предлагает сверить себя с самим Собой!

Я не считаю ислам безнадежным случаем. После того как прольется много нефти и крови, и пассионарность арабов себя исчерпает, они в принципе могут отнестись к своей традиции адекватно, а именно увидеть в Коране дополнение к ТАНАХу, а не его «истинную версию». Но сегодня, когда мусульманин, способный согласиться с такого рода тезисом, должен ходить с охраной, время для полемики не самое благоприятное.

ПРОТИВ МАРКИОНА ("Ваишлах" 5772 - 08.12.2011)

Выбор между Богом Авраама и богом Маркиона - это не вопрос вкуса, это вопрос бытия. Маркионисты – это люди, панически боящиеся быть и сублимирующие свой страх в агрессивное морализаторство. Человеку свойственно малодушие, ничего нового и неожиданного в этом нет, но эту публику отличает навязчивая потребность чувствовать себя героями, ничего в себе не меняя.

Аргументы и факты

В недельной главе «Ваишлах» описывается родословная потомков Эсава: «Вот родословная Эсава, он же Эдом. Эсав взял своих жен из дочерей Кнаанских: Аду, дочь Эйлона, Хэйтийца, и Ооливаму, дочь Аны, внучку Цивона, Хиввийца. И Басмат, дочь Ишмаэля, сестру Невайота. И родила Ада Эсаву Элифаза, а Басмат родила Реуэйла... У Элифаза были сыновья: Тэйман, Омар, Цэфо, Гатам и Кназ. Тимна же была наложницей Элифаза, сына Эйсава; и родила Элифазу Амалека». (36:1-12)

Итак, Эсав породил Амалека; из готового к компромиссу «alter ego» Йакова вышел его смертельный враг. Многие, к сожалению, часто путают между двумя этими персонажами, этими «фазами» ненависти к Израилю, и потому не вредно лишний раз подчеркнуть, что с одной стороны Амалек ненавидит Йакова гораздо сильнее чем Эсав, а с другой, крайне неприязненно относится и к самому Эсаву.

Обыкновенно отмечается, что с рождением Ишмаэля от Авраама была отведена избыточная милость (хесед), являвшаяся его слабостью, а с рождением Эсава от Ицхака была отведена избыточная строгость (гвура), благодаря чему Йаков полностью сбалансировал в себе два эти качества, обратив их в красоту (тиферет). Но может быть, тогда и от самого Эсава была отведена злокачественная составляющая его ненависти к Йакову, после того как он него произошел Амалек?

В статье, посвященной главе «Толдот», приведя ряд цитат из писаний современного российского гностика, я дал читателю «почувствовать разницу» между учениями Эсава и Амалека. Сегодня мне бы хотелось напомнить об опыте борьбы с маркионизмом, который явно усиливает свое влияние в современном мире.

В самом деле, по залетающим из интернета нацистским спамам, по приходящим на поисковые запросы гностическим опусам, по срастанию правозащитной деятельности с радикальным исламом - невольно улавливается направление, в котором развивается сегодня общественная мысль.

«Переведена ли на русский книга Тертуллиана «Против Маркиона»? – спрашивает участник одного форума. - Гностицизм поднимает голову, на межконфессиальных форумах еще три года назад каждый десятый был гностиком, теперь каждый седьмой. Книга Тертуллиана нужна как воздух».

Тертуллиан много полемизировал с Маркионом, а в своей работе «О прескрипции еретиков» (30), сообщил, что в конце жизни Маркион раскаялся. Иными словами, полемика с ним принесла свои плоды, и нам совсем невредно поинтересоваться, к каким аргументам прибегали отцы церкви в своей критике.

Прежде всего, они демонстрировали преемственность Заветов. Действительно, «Новый Завет» буквально нашпигован всевозможными подтверждениями своей связи с «Ветхим» («да сбудется Писание»), и Иеремий Лионский в 3-ей книге «Против ересей»приводит их в изобилии.

Во времена Маркиона (2-ой век), когда были живы люди, лично знавшие апостолов, этот аргумент действительно обладал весом, но современные маркионисты верят в «науку», которая якобы доказывает, что «отсылки Евангелий к Ветхому Завету есть следствие позднейших иудейских интерполяций в ходе реформы по иудаизации христианства».

Другие доводы апологетов (в первую очередь направленные против дуализма) – доводы логического свойства. Так, Тертуллиан пишет: «Насколько в состоянии человек дать определение о Боге, – вот мое определение, которое признает и общий всем здравый смысл: Бог есть высшая величина и по форме, и по разуму, и по силе, и по могуществу» («Против Маркиона» Часть 1 Гл 3:2). Но тогда, рассуждает Тертулиан, Маркион заблуждается, так как не может быть двух «высших величин». Близким образом рассуждает и Ириней Лионский: «Если бы был выше Его другой Бог, то мы через сравнение, на основании превосходства, сказали бы, что Этот выше того, ибо превосходство открывается из дел» («Против ересей» Кн 3 Гл 12:11).

Между тем, показать превосходство одного Божества над другим оказалось не так просто, учитывая, что логика как раз не самая слабая сторона «гуманистов». Вполне разумно звучит, например, довод Руссо: «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального человечества, не есть общий отец человечества».

Рекомендуемая литература

Но что тогда побудило отцов церкви отбросить разумные доводы в пользу «светлого» Бога «всего человечества», и ухватиться за «мстительного» и «мелочного» еврейского Бога? Выбор между «мстительным» Богом Израиля и «лучезарным» богом Маркиона - это выбор веры, как сказано: «И поверил он (Авраам) Господу, и Он вменил ему это в праведность». (15:5-6)

Маркионист неспособен поверить, что универсальный Творец может быть столь «ограничен», столь «примитивен», чтобы избрать отдельный народ и при этом остаться «общим отцом человечества», но Авраам, вопреки всем своим исходным гуманистическим установкам, в это поверил.

Причем выбор между Богом Авраама и богом Маркиона - это не вопрос вкуса, это вопрос бытия. Маркионисты – это люди, панически боящиеся быть и сублимирующие свой страх в агрессивное морализаторство. Человеку свойственно малодушие, ничего нового и неожиданного в этом нет, но эту публику отличает навязчивая потребность чувствовать себя героями, ничего в себе не меняя. Они ищут военных преступников в генштабе ЦАХАЛа - и в то же время выгораживают террористов; они с пеной у рта обвиняют демократических правителей в нарушении прав человека - и в то же время полностью игнорируют преступления бесчисленных кровавых режимов (как говаривал мой добрый друг Николай Муратов: «Боролись ли вы за перестройку в Москве, или отсиживались в лагерях Мордовии?»). Но совсем не случайно все эти самовлюбленные трусы являются фанатичными единоверцами Сарамаго, узревшего в Боге евреев сатану, а в сатане открывшего своего бога.

Итак, маркионист – это человек, панически боящийся быть собой и истерично ищущий для своего существования внешних определений. Как заметил Шестов, «человек больше всего на свете боится тревоги и все усилия направляет к тому, чтоб погасить ее в себе. Принять что угодно - даже материю, косность, безразличные ко всему законы - за нечто навеки непреодолимое и не подлежащее преодолению, чтобы только больше не тревожиться и не бороться... греческая философия никогда не решалась выйти за пределы этого идеала".

При этом Шестов приводит немало высказываний тех, кто чувствуют по-другому: «Он может объявить справедливым другой закон, который и стал бы справедливым, так как Богом установленный, ибо никакой закон не может быть справедливым, если он не исходит от Божественной воли..., Почему Его воля пожелала этого, для этого нет оснований, ибо именно Его воля есть Его воля» (Дунс Скотт), а вот что сказал Декарт: «Я не думаю, что о какой бы то ни было вещи можно утверждать, что Бог не мог ее сделать; так как основание истины и блага зависит от Его всемогущества, то я не посмел бы далее сказать, что существует гора без долины или что один и два не составляют трех; я скорее скажу, что Он дал мне такой разум, который не мыслит горы без долины и не видит другой суммы единицы и двух, как три») .

Но предельно четких и ясных формулировок достиг в этой области сам Лев Шестов. Именно его книги – прежде всего «Афины и Иерусалим» и «Умозрение и апокалипсис» - необходимы как воздух в полемике с маркионизмом: «Бог Св. Писания не связан никакими правилами, никакими законами: Он источник всех правил и всех законов.. Дерево познания добра и зла было посажено Богом наряду с деревом жизни, но не для того, чтобы человек питался его плодами.... Свобода как возможность выбора между добром и злом, которую знали греки и которую от греков переняла средневековая, а за ней и новая философия, - есть свобода павшего человека, есть порабощенная грехом свобода, пропустившая в мир зло и бессильная изгнать его из жизни. Поэтому чем больше укрепляется человек в уверенности, что его спасение связано с "знанием" и с умением различать добро от зла, тем глубже прорастает и прочнее вкореняется в него грех».

«Если Гегель и был неправ, утверждая, что библейский змей не обманул человека своим "будете знающие", то он был совершенно прав исторически: плоды с дерева познания стали источником философии для всех будущих времен. Даже средневековая мысль, родившаяся и развивавшаяся в условиях напряженнейших религиозных исканий, не в силах была, несмотря на гениальную одаренность лучших схоластиков, преодолеть великое искушение разумного познания, шла за истиной к intellectus separatus, подчиняя ему и все мироздание и самого Творца».

Итак, последнее, что может переубедить маркиониста – это доводы разума. Однако к живому свидетельству веры восприимчивы все. Мужество быть человеком порой оказывается заразительно даже и для гностиков. И сообщение Тертуллиана о том, что Маркион в конце жизни отрекся от своей лжи - добрая и обнадеживающая весть.

ДВУХГЛАВЫЙ ОРЕЛ ("Ваишлах" 5771 - 18.11.2010)

В наше время, когда джихад вступает во все более тесный альянс с правозащитной деятельностью, интеллектуальные формы антисемитизма теряют свою былую здравость и все чаще приобретают паранойяльный характер.

Ангел Эсава

В недельной главе «Ваишлах» описывается борьба Йакова с неведомым противником, в результате которой Йаков обрел имя Израиль: "И остался Йаков один. И боролся некто с ним до восхода зари, И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Йакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Йаков. И сказал: не Йаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил. И спросил Йаков, сказав: скажи же мне имя твое. И он сказал: зачем спрашиваешь об имени моем? И благословил он его там" (32:25-30).

Раши, со ссылкой на мидраш (Берешит раба 77) поясняет, что этот «некто» был ангелом-покровителем Эсава.

Таким образом, если в главе «Толдот» описывается внутриутробная борьба Эсава и Йакова, то есть до-сознательная, «под-сознательная» борьба, то в главе «Ваишлах» описывается борьба Йакова с ангелом, то есть борьба мистическая, борьба над-сознательная.

И если мы видим из дальнейшего, что на уровне сознания братьям удалось сохранить мир, то «выше» и «ниже» сознания напряжение сохранилось: на протяжении всей истории Эсав атаковал Йакова, как из «низменных», так и из «возвышенных» побуждений.

Не так давно в статье «Одиннадцатое испытание Авраама» («Лех-леха») я приводил слова Максима Горького: "Я не сумею говорить об антисемитизме и юдофобстве так, как надо говорить об этом. Не потому не сумею, что нет сил, нет слов, а потому, что мне мешает нечто, чего не могу преодолеть. Я нашел бы слова достаточно злые, тяжелые и острые, чтобы бросить их в лицо человеконенавистников, но для этого я должен опуститься в какую-то грязную яму, поставить себя на один уровень с людьми, которые мне органически противны».

Антисемитизм действительно растет из какой-то «грязной ямы», он неизменно отмечен каким-то агрессивным кликушеством, какой-то заведомой невменяемостью, а зачастую и откровенной паранойей. Слово «юдофобия», которое обычно трактуется как ненависть к евреям, в ряде случаев вполне клиническое понятие. Юдофобия («жидобоязнь») зачастую такое же психическое расстройство, как клаустрофобия (боязнь замкнутого пространства), лалиофобия (страх выступать перед аудиторией) и т.д.

Как, например, характерен рассказ француза Александра дю Шайла о его разговоре общении с Нилусом, предъявившем «доказательства» подлинности жидо-масонского заговора: «Я открыто сказал ему, что ни в каких мудрецов сионских я не верю... Лицо С. А. Омрачилось... Нилус взял свою книгу и папку бумаг; притащил он из спальной небольшой сундук, названный потом мною "Музеем Антихриста", и стал читать то из своей книги, то из материалов, приготовленных к будущему изданию. Читал он все, что могло выразить эсхатологическое ожидание современного христианства. Читал он очень долго, затем перешел к вещественным доказательствам, открыв сундук. В неописуемом беспорядке перемешались в нем воротнички, галоши, домашняя утварь, значки различных технических школ, даже вензель императрицы Александры Федоровны и орден Почетного Легиона. На всех этих предметах ему мерещилась "печать Антихриста" в виде либо одного треугольника, либо двух скрещенных. Не говоря про галоши фирмы "Треугольника", но соединение стилизованных начальных букв "А" и "0", образующих вензель царствовавшей Императрицы, как и Пятиконечный Крест Почетного Легиона, отражались в его воспаленном воображении, как два скрещенных треугольника, являющихся, по его убеждению, знаком Антихриста и печатью Сионских Мудрецов. Достаточно было, чтобы какая-нибудь вещь носила фабричное клеймо, вызывающее даже отдаленное представление о треугольнике, чтобы она попала в его музей ...

С возрастающим волнением и беспокойством, под влиянием мистического страха, С.А. Нилус объяснил, что знак "грядущего Сына Беззакония" уже осквернил все, сияя в рисунках церковных облачений и даже в орнаментике на запрестольном образе новой Церкви в скиту. Мне самому стало жутко. Было около полуночи. Взгляд, голос, сходные с рефлексами движения С.А. - все это создавало ощущение, что ходим мы на краю какой-то бездны, что еще немного и разум его «растворится в безумии».

В дополнение к известной неадекватности многочисленные антисемитские изыскания отличаются крайней недобросовестностью. Их авторы зачастую не затрудняют себя даже элементарным знакомством с критикуемым ими предметом. Вот, например, что пишет Норманн Кон по поводу писаний Розенберга, центрального идеолога национал-социализма: «Розенберг провозгласил себя экспертом по большевизму, однако не прочел ни строчки из Маркса и Энгельса, не изучал историю или теорию социализма, ничего не знал об истории русского революционного движения. Для него было достаточно утверждать, что Керенский - еврей и его фамилия Кирбис (!) и что Ленин - калмык-татарин" (стр 166).

Наконец, активные антисемиты, как правило, отпетые негодяи, для которых цель всегда оправдывает средство, и которых остерегаются далеко не только евреи. Вот, например, в каких словах характеризовал черносотенцев Витте: "Эта партия в основе своей патриотична... Но она патриотична стихийно, она зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях. Большинство ее вожаков политические проходимцы, люди грязные по мыслям и чувствам, не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи, и все свои усилия направляют на разжигание самых низких страстей дикой, темной толпы. Партия эта, находясь под крылами двуглавого орла, может произвести ужасные погромы и потрясения, но ничего, кроме отрицательного, создать не может».

Два антисемитизма

Между тем, как я отметил в той же статье, антисемитизм произрастает не только из «грязной ямы», но и из «естественного света разума». При всем том, что оба эти источника («грязная яма» и «свет разума») находятся не в ладах друг с другом, они определенным образом сопряжены. Именно наличие здравого компонента антисемитской идеологии всегда делало возможной его паранойяльные формы. Русский философ В.В.Зеньковский пишет: «Последние годы отмечены острой и настойчивой постановкой проблемы еврейства. Проблема эта вековая, но наше время внесло сюда особую страстность, доходящую нередко до подлинной маниакальности. Помимо жестоких гонений на евреев в Германии, своей бесчеловечностью смутивших немало даже закоренелых антисемитов, сюда присоединилась проповедь нелепой теории расизма, проникающая, как зараза, в целый ряд стран. Все это резко выделяет еврейский вопрос из большого комплекса других трудных проблем, которыми обременено наше время. В известной мере сюда присоединяется и крах, или бессилие традиционной позиции либерализма, - не в том смысле, что эта позиция оказалась неверна, но позиция либерализма в отношении к еврейскому вопросу обнаружила явную недостаточность, неумение охватить всю тему о еврействе... Корни антисемитизма, злая вражда к еврейству не могут быть парализованы извне, через одну правовую культуру... Как раз при правовом подходе к теме еврейства, пожалуй, еще резче обнажается загадочная еврейская судьба».

В самом деле, именно неспособность классического рационализма и либерализма проникнуть в «загадочную еврейскую судьбу» явилась основой всех маниакальных форм антисемитизма.

Избрание еврейского народа воспринимается европейским Рацио как его оскорбление: Еврейский народ в лучшем случае еще не дорос до доверенной ему истины. "Пятикнижие Моисеево, - пишет Гегель, - это только предсказание, всеобщее содержание которого не стало истиной израильского народа. Бог [в понимании евреев] есть лишь Бог этого народа, а не всех людей".

Руссо высказывается по этому поводу еще определенней: «Тот, кто начинает с того, что выбирает себе один народ и отворачивается от всего остального рода человеческого, не есть общий отец человечества... ».

Магараль отмечает в «Тиферет Исраэль», что эмблема Эсава – это орел. Герб Рима, как известно, включал изображение орла, а когда Римская империя раскололось, то восточное – Византийское - царство, в знак «симфонии» церковной и светской власти, представила своего орла двухглавым. Между тем в свете вышесказанного двухглавый орел вполне тянет на то, чтобы являться эмблемой Эсава, атакующего Израиль с двух сторон, клюющего его и снизу, и сверху.

Впрочем, в наше время, когда джихад вступает во все более тесный альянс с правозащитной деятельностью, интеллектуальные формы антисемитизма теряют свою былую здравость и все чаще приобретают паранойяльный характер. Критикам Израиля и сионизма как будто бы оказалось отказано в элементарных умственных навыках! Удивляет даже не то, что все подключенное к интернету и телевидению человечество оплакивало кровь девяти ликвидированных ЦАХАЛом боевиков из «Флотилии мира», удивляет, что никто не пожелал заметить, что ответственность за так называемую «блокаду сектора Газа» несет так же и Египет, причем ни чуть не в меньшей мере чем Израиль, так как Египет имеет общие границы с сектором Газа. Так же ошеломляет и реакция народов на операцию «Литой свинец»: страшен не столько сам отчет Голдстоуна, сколько то, что он оказался «проглочен» европейской элитой, что подлый навет воспринимается юридически грамотным сообществом как беспристрастное расследование.

«КОНЦЕПЦИИ» И ФАКТЫ ("Ваишлах" 5770 - 03.12.2009)

Братский поцелуй

В недельной главе «Ваишлах» описывается возвращение Иакова в Обетованную землю и его встреча с Эсавом: «И взглянул Яаков, и увидел: вот, Эсав приходит и с ним четыреста человек. И расставил он детей при Лее и при Рахели, и при двух рабынях. И поставил рабынь и детей их впереди, а Лею и детей ее позади, а Рахель и Йосефа последними. А сам прошел пред ними и поклонился до земли семь раз, пока подходил к брату своему. И побежал Эсав к нему навстречу, и обнял его, и пал на шею его, и целовал его, и они плакали» (33:1-4).

Комментаторы противоречиво трактуют этот эпизод. Отмечая, что слово «целовал его» отмечено надстрочными знаками, Раши пишет: «Одни толкуют надстрочные знаки в том смысле, что не от всего сердца он целовал. А раби Шимон б. Йохай сказал: "Общеизвестна истина, что Эсав ненавидит Иакова. Однако в тот момент в нем пробудилось милосердие, и он поцеловал Иакова от всего сердца".

По-видимому, эта противоречивость оценок отражает общую амбивалентность чувств, испытываемых Эсавом по отношению к Иакову. Во всяком случае, отношения Эсава к Иакову страдает внутренней раздвоенностью: не оставляя брату место под солнцем, Эсав искренне верит, что относится к нему с великодушием и доброжелательностью. В мире имеется немало христиан, которые, планомерно сживая Израиль со свету, считают себя друзьями евреев, и в подтверждение своего дружелюбия охотно цитируют слова апостола Павла, что «ожесточение произошло в Израиле отчасти, до времени» (Рим 11:25). Да, евреи могут исправиться, они способны стать как все, способны отбросить свои предрассудки, но сами эти предрассудки заслуживают порицания.

Вновь предоставим слово проф. Осипову: «Ветхий закон подавляет человека многочисленностью внешних, обрядовых предписаний, которыми должен руководствоваться иудей. Это привело, в конечном счете, к фетишизации обрядового закона, "субботы". Христос осудил это, сказав ревностным блюстителям закона: "Суббота для человека, а не человек для субботы" (Мк. 2, 27). «Чем объясняется несовершенство богооткровенной религии Ветхого Завета? Во-первых, тем, что Ветхий Завет был лишь подготовительным к пришествию Христа, носил прообразовательный и временный характер (Евр. 7;18-19,22; 8;5-8,13; 9,8-10), был лишь тенью будущих благ (Евр. 10;1). Во-вторых, его этнической ограниченностью. Все ветхозаветные нравственные и обрядовые установления предназначались не всему человечеству, но одному племени, избранному для исполнения конкретного дела, и потому давались, исходя из его духовного уровня, нравственных особенностей, интеллектуальных возможностей и т.д. В-третьих, ветхозаветная религия и в принципе не могла быть совершенной, поскольку совершенство Откровения дано лишь явлением Бога во плоти (1 Тим. 3, 16) и спасения Им человека Своей Жертвой и Воскресением. Поэтому великий знаток Писания свт. Иоанн Златоуст говорит, что "ветхозаветное... так отстоит от новозаветного, как земля от неба".

Факты и теории

«Концепция», по-видимому, требует таких деклараций, но решительно расходится с фактами. Истинным «знатокам Писания» хорошо известно, что половина Новозаветных изречений представляют собой парафразы Ветхозаветных. Что же касается другой их половины, то их можно встретить в таких презренных «иудейских» текстах, как Талмуд и Мидраш (в том числе высказывание: «не вы принадлежите субботе, а суббота вам»). На это обстоятельство христианские книжники могли бы обратить внимание еще сотни, если не тысячи лет назад. Мешала «концепция». Но в конце 19 века это знали уже все серьезные исследователи Писания и многие христианские авторы. Так, в начале прошлого века протестантский теолог Бультман в своей книге «Иисус» признает, что основоположник христианства вел себя как все иудеи («Иисус не подрывал устои Закона, он объяснял Закон, авторитет которого был для него незыблем») и приводит многим евангельским высказываниям, считающихся подчеркнуто «новозаветными», талмудические парафразы. Бультман выражает уверенность, что реальный Иисус не мог придерживаться относительно себя тех взглядов, которые придерживаются его последователи: «Древнейшая община, видимо, считала его Мессией, но она не приписывала Иисусу в связи с этим наличия особой метафизической сущности, которая служила бы основой для авторитетности его слов. Хотя на основании его авторитета она исповедовала, что Бог сделал его Царем общины. Эллинистическое же христианство сразу превратило Иисуса в «Сына Божия», приписав ему божественную «природу», и таким образом ввело в обиход способ рассмотрения его личности, абсолютно чуждый ему самому» 127.

Руслан Хазарзар в своей книге «Сын Человеческий» пишет, что «некоторые из речений Иисуса были Им заимствованы из ТАНАХа, другие являлись мыслями более поздних ученых — прежде всего Иисуса сына Сирахова и Гиллеля. О милостыне, милосердии, добрых делах, кротости, миролюбии, бескорыстии Иисусу почти ничего не осталось добавить к учению Синагоги (Исх.20:12-17; 23:2,6-7; Лев.19:18; Втор.6:5; 24–26; Прит.19:17; 20:20; 29:23; Ис.6:10; 57:19; 58:7; Мих.6:8; Мишна. Абот.1–2; Иер Талм. Пеа.1:1; Вав Талм. Шаббат.63а; Баба Камма.93а; и т. д. и т. п.). «Nullum est jam dictum, quod non sit dictum prius» (Теренций.Евнух.41). Но в это учение Он влагал столько убедительности и красоты, что давно известные мысли звучали по-новому». В свете сказанного не так просто определить, в чем собственно состоит «новизна» Нового завета, почему всем давно известные слова смогли зазвучать по-новому.

Была ли новация?

Единственная новация, которую Бультман усматривает в учении Иисуса сравнительно с в прочими иудейскими учителями, состоит во всецелой преданности Богу. Утверждая, что «послушание – сущность еврейской нравственности», Бультман представляет Иисуса как радикального иудея. «Этика Иисуса (как и еврейская) есть этика послушания, и единственное, хотя и основополагающее их различие состоит в той радикальности, с которой Иисус мыслил идею послушания». «Радикальное послушание имеет место только тогда, когда человек своим существованием приемлет то, что от него требуется; когда заповеданное осознается как требование Бога; когда весь человек предан тому, что он делает, т.е. не когда человек послушно выбирает нечто, но когда он послушен в своем существовании». «Отличие Иисуса от еврейской традиции заключается не в том, что он упраздняет идею послушания, а в том, что он мыслит ее радикально, домысливает до конца». «Кто сделал что-нибудь с запасом, настолько, что бы в крайнем случае внешнее предписание было исполнено, тот не сделал вообще ничего. Кто отвергает убийство, но не может обуздать гнев, тот не постиг, что он должен принять решение всем своим существом. Пусть кто-то избегает прелюбодеяния, но если в его сердце есть место для нечистых помыслов, то он совсем не понял заповеди о прелюбодеянии, требующей от него чистоты всецелой... При формальном исполнении Закона человек способен выкроить пространство для собственного своеволия… Зная эту испорченность человека, Иисус не стремится создать лучшее право, но показывает, что воля Бога – которая, кстати, может громко прозвучать и в праве – претендует на человека за пределами права».

Это отличие можно было бы признать «основополагающим» ... если бы оно действительно имело место. Но дело в том, что иудаизм как раз является ревностным сторонником не половинчатого, а именно того самого радикального послушания, которое Бультман приписывает исключительно Иисусу. «Мы знаем, что Иерусалим был разрушен за то, что в нем жили только по закону и не делали ничего сверх закона» говорится в трактате Бава Мециа (30.2). В Талмуде гнев не только многократно отождествляется с убийством, но вообще утверждается, что «помыслы о преступлении хуже самого преступления» (Йома 29).

Наконец, иудаизм хорошо знает, что оставаясь в рамках закона, можно быть законченным сыном погибели. Так, Рамбан, комментируя слова Торы «Святы будьте Мне» (Ваикра 19:1), обращается к мидрашу «Тахарат коаним», где слово "Святы" понимается как «отделяйтесь», «отдаляйтесь от». Рамбан пишет: «Тора запретила кровосмешение и нечистую пищу, и разрешила супружескую связь и чистую пищу – мясо и вино, так что и сластолюбие и чревоугодие могут расцветать и в рамках закона. Таким образом, изучив Тору, человек может найти для себя нишу, в которой сможет предаваться любому пороку, якобы заручившись на то разрешением Торы. И поэтому ТАНАХ после всех запретов дал вам общую заповедь быть отделенными также и от дозволенного». Задача иудея – это именно полная и всецелая посвященность Всевышнему, именуемая святостью. Причем средство этого посвящения ему даны самим Богом на горе Синай, а не выведены с помощью «концепций». «Новый завет», так много открывший языческим народам, решительно ничего не может прибавить к тому, что уже знает любой грамотный иудей.

ДВА АДАМА ("Ваишлах" 5769 - 11.12.2008)

Небесная иерархия

В недельной главе "Ваишлах" описывается возвращение Иакова в землю Кнаан и его встреча с Эсавом. В свете этой встречи, завершившейся примирением братьев, мне представляется уместным сопоставить еврейское представление о неравенстве евреев и народов с аналогичным христианским представлением о неравенстве христианских и языческих душ ("языки" по-старорусски значит "народы"). Возможно, это окончательно позволит нам поставить все точки над "i" в вопросе тех шамировских обвинений в адрес иудаизма, которые я привел в предыдущей статье.

Дело в том, что евреи в таком же смысле считают людьми преимущественно себя, в каком преимущественно себя считают людьми христиане. Между тем Шамир не только не отдает себе отчета в этом сходстве, но в статье «Рождественские Поздравления Хелене» заверяет, что миру на Ближнем Востоке не бывать до тех пор, пока евреи не примут христианство: «Нет шанса для мира на Святой Земле, пока положение синагоги не будет подорвано и евреи не будут спасены церковью».

В трактате «Бава Мециа» (84 а) говорится, что Иаков был прекрасней Адама, еще не замутнившего свой образ грехопадением. Этим же статусом обновленного Адама наделены все потомки Иакова, а также прозелиты, вошедшие в число его потомков. Как известно, христиане усматривают обновленный образ первозданного Адама в Иисусе Христе. Для христиан собственно людьми («потомками нового Адама») оказываются те, кто прошли обряд крещения. Соответственно, и иудеи и христиане считают всех прочих помимо себя людей детьми согрешившего Адама.

Именно в этом следует усматривать смысл утверждения "Тании", что "души неевреев происходят от остальных, совершенно нечистых "клипот" (возникших в результате грехопадения - А.Б.), в которых нет добра совершенно, как сказано: "И все добро, что творят язычники, творят они лишь ради себя". Считать эти слова "расистскими" и "экстремистскими" оправдано не в большей мере, чем аналогичные высказывания христиан: "Языческие добродетели - суть блестящие пороки" (Бл. Августин). "В нас нет ничего доброго, но и мы сами и то, что мы имеем, все тонет в грехе... Все что содержится в нашем уме, - сплошное заблуждение и слепота" (Лютер). "В Адаме все согрешили, что означает, что совершенное им изначальное преступление привело к падению общей всем людям природы, так что в нынешнем состоянии она несет на себе последствия греха и отличается от той, что была присуща сперва прародителям человечества... Падшая человеческая природа, лишенная первоначальной благодати, ущемленная в своих собственных природных возможностях и подверженная всемогуществу смерти - именно она была предана всем последующим людям, и именно в этом смысле каждый человек рождается во грехе" (римский папа Павел VI). Если иудаизм чем-то отличается в этом пункте от христианства, то это как раз тем, что он считает приведенное в "Тании" утверждение частичным.

Однако прежде чем продолжить согласование иудейского и христианского представлений о качественных особенностях человеческих душ иного им вероисповедания, уместно привести еще один пассаж из "предисловия" Исраэля Шамира: "Самый факт, что современные западные еврейские ортодоксы вынуждены изобретать диковинные причины и способы, оправдывающие цивилизованное социальное поведение, но не в состоянии отказаться от классического еврейского дискурса, взвешивающего, до какой степени нееврей – недочеловек, куда содержательнее нетерпимых пассажей Маймонида или Каро. В конце концов, кто был таким уж терпимым в их времена? Так ли уж они плохи на фоне своих современников? С другой стороны, кто, кроме ортодоксальных евреев, открыто и без экивоков держится за средневековую нетерпимость? Самая неспособность от нее оторваться – на фоне неуклюжей попытки перекраситься – выдает еврейскую ортодоксию с головой…. Только весь спектр еврейских ортодоксальных мнений в его пестрой полноте и позволяет осознать неслучайность и глубину еврейской ксенофобии. Только на фоне неуклюжих либеральных потуг внутри ортодоксии становится ясным племенной характер еврейских предрассудков. Соотнесение ксенофобных «мнений» с «либеральными» «мнениями» не только не смягчает итоговую оценку иудаизма, но и усугубляет ее – ведь если таковы «либералы», чего следует ждать от консерваторов?»
Здесь Исраэль Шамир с головой выдает свою селективную ненависть к иудаизму: не только ортодоксальные иудеи, но ортодоксальные верующие всех религий без исключения являются "нетерпимыми" и упрямо придерживаются не просто «средневекового дискурса», а порой даже и того дискурса, который завязался еще в раннюю бронзу. Если евреи чем-то среди всех прочих верующих выделяются, так это как раз тем, что они всегда имели предпосылки не только для терпимости, но и для религиозной свободы (в отношении неевреев), а их "средневековый дискурс" был гораздо современней, чем у всех их прочих "смежников".

Как известно, слово "недочеловек" в еврейском лексиконе отсутствует, его даже перевести на иврит не совсем просто. По-видимому, за тем, что Шамир витиевато именует "классическим еврейским дискурсом, взвешивающим, до какой степени нееврей – недочеловек", не стоит ничего кроме банальной истины, что "в будущем собрании Совершенных не все будут на одной ступени и постигнут одно и то же". Это изречение принадлежит крупнейшему иудейскому автору Рамхалю (1707-1747). Но дело в том, что под ним могли бы подписаться представители всех религий без исключения. Шамир помышляет "исправить" евреев, приобщив их к христианству. Но ведь и католики, и православные, и протестанты так же убеждены, что среди "спасенных" имеется иерархия!

Как бы то ни было, не существует веры, согласно которой "в будущем собрании Совершенных" все будут находиться на одной ступени и постигнут одно и то же. Если иудаизм чем-то в этом вопросе и отличается от христианства, так это как раз тем, что он видит в "инославных" вполне полноценных людей, праведникам из которых уготован такой же полноценный рай, как и праведникам еврейским. И это понятно, ведь иудаизм не драматизирует грехопадение Адама в такой мере, в какой мере это делает христианство. Соответственно, и "новый Адам" в иудаизме не так радикально отдален от "ветхого", как в учении христиан. Как бы то ни было, позиция иудейского mainstream по этому вопросу в целом гораздо более умеренна, чем это можно заключить из приведенных слов "Тании".

Небесная демократия

Так, рассматривая высказывание рабби Акивы "Любим человек, что создан по образу Всевышнего", Магараль (1512-1609) пишет: "Поскольку достоинство это присуще не только Израилю, сказано "любим человек", а не "любим Израиль"… Несмотря на то, что это достоинство в частности присуще Израилю, народы также существуют в образе Адама. Хотя некоторая существенная часть образа человеческого не присутствует у народов, они вовсе не считаются за ничто, и поэтому не сказано: "возлюблен Израиль, что создан по образу Божию". Когда был сотворен человек – это достоинство имелось у Адама и Ноаха, хотя они не наречены именем Израиль. Но когда Всевышний избрал Израиль, сократился образ этот среди народов. Но в любом случае образ Божий присущ любому человеку, коль скоро он человек, и вопрос этот очевиден" ("Дерех Хаим" 3:14).

Рамхаль в своей книге "Путь Творца" говорит: "Одним из глубочайших принципов управления миром – это разделение на Израиль и народы мира. Со стороны человеческой природы они выглядят совершенно одинаковыми, но со стороны Торы они весьма отличаются, и отделены друг от друга, как два совершенно два разных рода". (Часть 1. гл.4.1) … «Поскольку есть в них человеческий аспект, хотя и низменный, пожелал Святой, благословен Он, чтобы было у них нечто похожее на то, что подобает истинному человечеству, а именно: чтобы была у них душа, похожая на души сынов Израиля, и чтобы и у них были заповеди, с помощью которых они добивались телесного и духовного успехов, так же согласно тому, что соответствует их природе. И это заповеди потомков Ноаха» (Часть 2. гл 4.6)

Между тем легко убедиться, что согласно Рамхалю "возвышенность" и "низменность" наблюдается только в аспекте той связи с Богом, которую сообщает Тора. В базисном смысле все люди, - евреи и все прочие "племена земные", - равны и составляют единый "человеческий род", который имеет в Боге одну судьбу. Так, Рамхаль пишет: "В будущем дух святости будет излит на весь род человеческий без всякой трудности. Тогда можно сказать, что закончилось становление рода человеческого, ибо с того времени и далее он будет возвышаться и наслаждаться во веки веков" (Часть 2 гл.8.4) "Цель творения человеческого рода состоит в том, чтобы он удостоился и достиг истинного блага – приобщения к Богу – в Будущем мире… Поскольку человеческий род был создан с добрым началом и злым началом и свободой выбора, то не исключена возможность, что какие-то индивидуумы будут хорошими, а какие-то плохими. И в конце концов, плохие должны быть отвергнуты, а хорошие собраны вместе, и будет сделана из них одна общность, которой предназначен Будущий мир." (Часть 2 Гл.2.21). Итак, слова о "низменной" природе инородцев не должны нас путать, эта "низменность" ни коим образом не подразумевает "недочеловечности" и вписывается в контекст той общей истины, согласно которой "в будущем собрании Совершенных не все будут на одной ступени и постигнут одно и то же" (Путь Творца Часть 2 гл2.7).

МИРОВАЯ СКОРБЬ (Ваишлах 5768 - 22.11.2007)

Неужели же все эти неисчислимые "несправившиеся" жертвы насилия, все эти миллионы и миллиарды судеб, безжалостно раздавленных катком истории и частными злодеями – неужели же все они действительно безвозвратно погибли?

Насилие

В недельной главе "Ваишлах" рассказывается история о том, как дочь Иакова Дина была изнасилована Шхемом и коварно отомщена Шимоном и Леви: «И вышла Дина, дочь Лэи, которую она родила Иакову, посмотреть на дочерей страны той. И увидел ее Шхем, сын Хамора Хиввийца, князя земли той, и взял ее, и лег с нею, и насиловал ее. И прилепилась душа его к Дине, дочери Иакова, и он полюбил девицу, и говорил к сердцу девицы. И сказал Шхем Хамору, отцу своему, говоря: возьми мне эту девушку в жену. И Иаков слышал, что он осквернил Дину, дочь его; а сыновья его были со скотом в поле, и молчал Иаков до прихода их… И отвечали сыновья Иакова Шхему и Хамору, отцу его, с лукавством; и говорили так потому, что он обесчестил Дину, сестру их; И сказали им: не можем этого сделать, выдать сестру нашу за человека, у которого плоть крайняя; ибо это бесчестье для нас. Только при этом (условии) согласимся с вами, если вы будете, как мы: чтобы обрезан был у вас всякий мужчина… И было, на третий день, когда они были болезненны, взяли два сына Иакова, Шимон и Леви, братья Дины, каждый свой меч и напали на город уверенно, и убили всех мужчин. А Хамора и Шхема, сына его, убили они мечом; и взяли Дину из дома Шхема, и вышли. Сыновья Иакова пришли к убитым и разграбили город за то, что обесчестили сестру их.» (34:1-27)

Месть братьев выглядит не только вероломной, но и чрезмерной. Ведь Шхем был готов жениться на Дине и тем изгладить свою вину. Его намерения как бы предвосхищали закон Торы, согласно которому насильник обязан жениться на той, которую он обесчестил (Дварим 22:19). Неудивительно, что поступок Шимона и Леви был решительно осужден Иаковом (Берешит 49:5-7).

И все же в подобной реакции братьев заключена своя правда. В самом деле, насильственное овладение женщиной несет в себе какую-то первозданную печать несправедливости мироустройства: с одной стороны - преступник, зачастую (в силу мужской физиологии) весьма мало отдающий себе отчет в своих действиях, а потому легко открытый раскаянию, с другой стороны - невинная жертва, которой решительно не в чем каяться, но жизнь которой нередко оказывается полностью разрушена.

Герой пастернаковского романа доктор Живаго говорит своей подруге Ларисе, в отрочестве совращенной Комаровским: "Человеческая, в особенности женская природа так темна и противоречива! Каким-то уголком своего отвращения ты, может быть, в большем подчинении у него, чем у кого бы то ни было другого, кого ты любишь по доброй воле, без принуждения.

- Как страшно то, что ты сказал".

Действительно, страшно. Полтора - два года назад сообщалось о самоубийстве молодой девушки, которую в подростковом возрасте изнасиловала группа сверстников из ее родного киббуца. На протяжении нескольких лет эта девушка всеми силами старалась преодолеть полученную душевную травму. В рамках своей воинской службы она даже участвовала в реабилитации других изнасилованных женщин. Но все же, как выяснилось, она оказалась не в состоянии переносить периодически охватывающие ее воспоминания.

В соответствии с традиционным религиозным взглядом, в этой ситуации все выглядит противоположным тому, что усматривает первичное чувство справедливости. Насильник, возненавидевший в себе свое преступление и раскаявшийся в нем (трудно поверить, что юные киббуцники гордятся своим поступком и смакуют его детали) – спасается; жертва же в такой мере лишается жизни и надежды, что выглядит погибшей не только в этом мире, но и в мире грядущем.

Ведь человек представляет собой не свои мечты, не свои желания и надежды, человек есть ровно то, что он реально собой представляет. Это основа религии. Луцато пишет: "У каждого человека есть особая доля в испытании и войне со злым началом, и это – его назначение и его ноша в этом мире. Он же должен выстоять в этом испытании, как оно есть…. Глубина замысла Творца состоит в том, что человек сам будет полным владельцем своего блага, как в общем, так и в частном. То есть, не только, что удостоится блага лишь после того, как достигнет его своим трудом, но даже та частная доля, которая будет дана ему, будет в точности соответствовать его деянию. Получается, что человек займет именно ту ступень, которую избрал и на которую поставил себя".

Итак, противоречие налицо: с одной стороны - преступник, раскаяние которого способно полностью вернуть его к жизни, с другой - возможно, навсегда сломленная жертва, не устоявшая в испытании «как оно есть».

В этом смысле изнасилование можно признать эмблемой всех невинных страданий. Не случайно всякий человек, переживший физические и психологические мучения, испытавший издевательства и унижения, невольно сравнивает себя с изнасилованной женщиной. Например, в период изгнания тысяч евреев из поселений Гуш-Катифа и сами депортируемые, и многие другие противники этой позорной и аморальной акции называли ее "изнасилованием".

Без вины виноватые

Разумеется, религия не только ставит перед человеком задачу выстоять в тяжелейших испытаниях "как они есть", но и дает ему силы для этого. Религия учит о возможности подняться над любым страданием.

Хорошо известен культ мученичества, сложившийся в христианской религии. Пытки и надругательства, которым подверглись ее приверженцы, были превращены их последователями в предмет гордости и восторженного созерцания. Пусть и не в такой мере, но еврейская мартирология также представляет собой вполне значительное явление. Из Маккавейских книг видно, что мученическая смерть иудеев во времена Антиоха явно почиталась; то же касается и средневековых евреев, убитых в период гонений со стороны христиан.

Итак, в приведенных словах Луцато о том, что человек полностью отвечает за себя, скрывается суровая правда духовной жизни: справься, победи, или… погибни.

И все же голос, как я его уже назвал, справедливости остается неудовлетворен этим ответом. Все наше существо противится тому, что жертва навсегда осуждена оставаться жертвой (даже независимо от того, какова будет участь насильника). Все наше существо возмущается тем, что изнасилованная девушка, оказавшаяся неспособной справиться со своей травмой, остается в ее власти навеки.

Неужели же ее участь именно такова? Неужели же все эти неисчислимые "несправившиеся" жертвы насилия, все эти миллионы и миллиарды судеб, безжалостно раздавленных катком истории и частными злодеями – неужели же все они действительно безвозвратно погибли?

Все известные мне мистические и религиозные источники либо клеймят отчаяние как величайший грех (тем самым именно приговаривая всех сломленных духом к нескончаемым мукам), либо деликатно обходят этот, казалось бы, центральный вопрос человеческого существования.

Саадия Гаон и Моше Хаим Луцато пишут об этой проблеме в самых общих словах. Ничего не говорит об этом независимый мистик Сведенборг, который подробно рассматривает посмертные судьбы всех людей: праведников и грешников. Однако только праведников и грешников по их собственному желанию, по их свободному выбору. Сломленный человек, то есть, казалось бы, самый представительный, центральный обитатель нашей планеты, проходит мимо его внимания.

То же, кстати, касается и работ по исследованию околосмертного опыта. Никто из исследователей не попытался выяснить, усиливалось ли в результате клинической смерти отчаяние сломленных душ, или напротив, у них возникала надежда?

Впрочем, все эти исследования страдают множеством досадных пробелов. Так, доктор Муди получил разрешение на опрос тысяч больных в различных клиниках, но почему он не стал опрашивать обитателей тюрем? Ведь уголовники не только чаще прочих смертных переживают клиническую смерть, но и обладают негативным духовным опытом. Их рассказы могли бы оказаться весьма поучительны. То же касается и пациентов психиатрических клиник. Почему бы было не опросить также и их? Преследовал ли параноиков бред также и за гробовой доской или они освобождались от него? Прекращалась ли меланхолия у депрессивного больного или усиливалась?

А ведь судя по другим свидетельствам перенесших клиническую смерть, смерть не только приносит больным явное облегчение, но даже открывает перед душой новые возможности. Так, слепые со смертью обретают зрение, а испытывавшие боль освобождаются от нее. Распространяется ли это и на психические заболевания, как хотелось бы думать?

Но если да, то так вполне может происходить и с травмированной душой. Ведь всякая сломленная душа в том или ином смысле больна, а значит, преследующие ее на земле мучительные воспоминания могут в посмертии ее отпускать.

ЕВРЕЙСКАЯ ДЕМОНОЛОГИЯ («Ваишлах» 5767 - 07.12.2006)

За множеством общественных и религиозных начинаний стоят идеалисты, порывы и методы которых чисты и безупречны, все они высвобождают какую-то искру, привнося в мир еще один луч Божественного света. Но вскоре вокруг них появляются «секретари» и «последователи», возникает «структура», дело ставится на широкую ногу... и мы сталкиваемся с новой крепкой «клипой».

Смерть працарей

В недельном чтении «Ваишлах» имеется целая (36-я) глава, полностью посвященная родословной старейшин и царей Эдома, то есть потомков Эсава. Приведем несколько фрагментов из этой главы: «Вот родословная Эсава, он же Эдом. Эсав взял своих жен из дочерей Кынаанских... И поселился Эсав на горе Сэир; Эсав, он же Эдом.... И вот цари, царствовавшие в земле Эдома прежде царствования царя у сынов Исраэйлевых: И царствовал в Эдоме Бэла, сын Бэора, а имя городу его Динава. И умер Бэла, и воцарился вместо него Йовав, сын Зэраха, из Боцры. И умер Йовав, и воцарился вместо него Хушам из земли Тэйманейцев. И умер Хушам, и воцарился вместо него Адад.... И умер Адад, и воцарился вместо него Самла из Масрэйки. И умер Самла, и воцарился вместо него Шаул из Реховота Наречного. И умер Шаул, и воцарился вместо него Баал-Ханан, сын Ахбора. И умер Баал-Ханан, сын Ахбора, и воцарился вместо него Адар... Вот старейшины Эдомейские по их селениям в земле владения их. Вот Эсав, отец Эдомеев». (36:1-43).

Зачем Тора уделяет так много внимания родословной Эдомских царей? Кому и для чего нужны эти сведения? Рамбам в комментарии к Мишне Хелек говорит о ценностном изоморфизме всех фрагментов Торы: «Тора дана с небес... И нет никакой разницы между словами: «А сыны Хама: Куш, и Мицраим, и Пут, и Кнаан» (Бреш 10:6), «А имя жены его Мейтавейл» (Бреш 36:39), «А Тимна была наложницей Элифаза, сына Эсава» (Бреш 36:12) - с одной стороны, и словами: «Я Господь Бог твой» (Шмот 20:2) и «Слушай Израиль. Господь Бог наш, Господь Един» (Дварим 6:4) – с другой. Ибо все эти слова – от Вседержителя мира, все они - Тора Господня, цельная, чистая, святая, истинная».

Между тем пасуки, приведенные Рамбамом в качестве «маловажных», исходно как раз котируются в еврейской традиции как весьма выдающиеся. В самом деле, ведь эти «внешние» на первый взгляд родословные традиционно представляются... родословными злых сил. Так, хананеи, произошедшие от Хама и завладевшие Эрец Исраэль, представляются самыми растленными народами, среди прочего широко практиковавшими человеческие жертвоприношения. Но в еще большей мере к генеалогии зла причастна именно родословная Эсава. И дело не только в том, что от «Тимны бывшей наложницей Элифаза, сына Эсава» родился величайший враг Израиля - Амалек. Вся родословная потомков Эсава, приведенная в недельной главе «Ваишлах», признается своеобразным трактатом по демонологии.

Впрочем, исходно этот отрывок трактуется шире, а именно как описание мира голого суда, голого закона, мира, который не может устоять и невольно разрушается. Этому соответствуют скупые слова Торы о том, что «вот цари, царствовавшие в земле Эдома прежде царствования царя у сынов Израилевых». Действительно, именно на этот отрывок опирается предание, говорящее о том, что Всевышний созидал и разрушал миры. Согласно Мидрашу, первоначально Всевышний создал мир, держащийся лишь на одном порядке, на одном суде. Но мир такой не мог устоять и разрушился. И тогда Всевышний добавил милосердие. Между судом и милостью установилось равновесие, на котором и держится нынешний мир.

В общепринятой, так называемой «лурианской» каббале «смерть працарей» трактуется как судороги рождения нового мира. При этом сам мидрашистский образ «созидания и разрушения миров» Ицхак Луриа (Аризаль) представил как «сокрушение сосудов» - «швират келим». Согласно этой концепции, напор Божественного света разрушил те десять сосудов (сфирот), которые были созданы для его оформления и удержания. В результате этой катастрофы искры («ницоцот») Божественного света перемешались с осколками сосуда, с так называемыми «скорлупами» - «клипот». Весь многообразный человеческий мир представляет собой разнообразные сочетания различных искр Божественного света с покрывающими их скорлупами, в том числе скорлупами национальных культур. Тем самым это учение на столетия предвосхитило модернистский тезис об осмысленности всех религий и культур. «Искры» Божественного света присутствуют во всех народах, и задача иудеев очистить их от скорлуп и собрать все вместе к их истоку. При этом важно понимать, что скорлупа – эта некая теневая омертвевшая форма, не просто скрывающая хранящуюся в ней искру, но полностью извращающая ее смысл, перерождающая Божественный план в его противоположность.

Хасиды сатаны

Эта отвлеченная, на первый взгляд, идея может быть достаточно наглядно представлена целым рядом явлений, например, историей политических партий и движений. Как, например, далеки современный Ликуд от Жаботинского, а партия Труда от Бен-Гуриона. Искры, привнесенные этими людьми в мир, сияют как и прежде, но, пожалуй, менее всего в порожденных ими политических организациях. Однако эта порча преследует детища не только политических, но и любых других харизматических лидеров. За множеством общественных и религиозных начинаний стоят идеалисты, порывы и методы которых чисты и безупречны, все они высвобождают какую-то искру, привнося в мир еще один луч Божественного света. Но вскоре вокруг них появляются «секретари» и «последователи», возникает «структура», дело ставится на широкую ногу... и мы сталкиваемся с новой крепкой «клипой». Классическим примером такого рода перерождения для многих служит католицизм. Восставшая на крови мучеников (в том числе своего главы – Петра), римская церковь в какой-то момент превратилась в карательную машину, наводящую ужас даже на своих собственных приверженцев. В случае католической церкви «оскорлупление» в какой-то момент зашло так далеко, что это уже можно назвать «петрификацией», то есть «окаменением» (по имени главы римской церкви - Петра).

Характерным примером этого феномена служат также те религиозные движения, которые выросли из учения о «тикуне» и видят свою задачу в высвобождении «искр» из «скорлуп». Наиболее скандальным движением такого рода явилось саббатианство, согласно доктрине которого искры, томящиеся в самых мрачных скорлупах, могут быть извлечены лишь с помощью иммитации искрами самих этих скорлуп. С этой целью саббатиане стали совершать разного рода неприглядные и странные поступки, в том числе осуществляли переход в другие религии. Не столь грубое, но в то же время достаточно характерное перерождение постигло также и другое движение, основывающееся на учениия Лурии - хасидизм. Живое и открытое в самом начале своего пути, это движение довольно скоро замкнулось, покрывшись своеобразной структурной «клипой».

Вот в каких словах поведал об этой порче сам хасидизм в лице равви Иехиэля Михала из Злочова: «Сатана замыслил уничтожить хасидим. Сначала он попытался просто истребить нас: он подстрекал преследования, клеветал на нас и порочил нас. Он зажег огни враждебности в домах и на улицах. Но затем, увидя, что таким способом он нас не сможет поколебать, сатана создал отступников. Когда же он понял, что и этот его план не удался и что от его происков мы только усилились, он замыслил нечто новое. Он решил создать собственных хасидим. И вскоре тысячи сатанинских хасидим распространились по всей земле».

Из этой притчи видно, во-первых, что религиозная форма хасидизма (личная преданность Цадику) по душе темным силам, и они легко воспроизводят ее, а во-вторых, что любых «заклипанных» ревнителей религии правильнее исходно именовать, как их назвал равви Михаил, хасидами сатаны, а не кем-либо еще.

Как бы то ни было, повсеместно мы видим одну и ту же картину – за каждым «цадиком», за каждым духовным гигантом следует тьма духовных пигмеев, компрометирующих его дело. Это общее явление, к сожалению, слишком общераспространенное, чтобы кто-либо мог с ним не столкнуться. Многие харизматы чувствуют это и возмущаются неадекватности восприятия и их личности, и их учения.

Многие помнят слова Булгаковского Йешуа: «Ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал». Но это не анекдот. Вот, например, что рассказывает одна хасидская притча: «Один ученик тайно записывал все поучения, которые он слышал от Баал Шема. Однажды Баал Шем увидел, что по его дому ходит демон с книгой в руках. Равви спросил его: «Что это за книга у тебя?» - «Это книга, - отвечал демон, - которую ты сочинил». Так Баал Шем узнал, что один из его учеников тайно записывает все, что он говорит. Он собрал всех учеников и спросил: «Кто из вас записывает то, чему я вас учу?». Ученик, ведший записи, признался и отдал их учителю. Баал Шем долго изучал их страницу за страницей, а потом сказал: «Во всем этом нет ни единого сказанного мною слова. Ты слушал меня не ради Небес, потому тебя обволокли силы зла и твои уши слышали то, чего я не говорил».

В этой связи не возможно не вспомнить, что сам Ицхак Луриа оставил множество учеников, но не оставил никакого собственного литературного наследия. Гершом Шолем пишет: «Все, что нам удалось узнать о его системе, основывается на его беседах с учениками, беседах, носящих крайне разбросанный и беспорядочный характер... Самый видный последователь Лурии Хаим Витал (1543-1620) – автор нескольких описаний системы Лурии... Хотя Хаим Витал начал приводить это учение в систему... сразу же после смерти своего учителя, он ревниво следил за тем, чтобы никто, кроме него самого, не завладел ключом к тайне. В продолжение некоторого времени он читал другим ученикам Лурии лекции о новых доктринах...».

Среди многочисленных сочинений Хаима Витала, которые он возводит к Лурии, имеется «Сефер гильгулим» - «Книга перевоплощений». Мне не раз уже доводилось отмечать, что идея реинкарнации, вполне приемлемая в том, что касается призваний, миссий и талантов, полностью отрицает основы иудаизма, когда подразумевает персону. Вера в воскресение плоти несовместима с верой в сансару. Лурианское учение о перевоплощениях вполне можно представить «кошерно», то есть как перекличку разбросанных по истории душ, как эстафету миссий. Однако с некоторых пор на его основе в еврейском мире все же стало распространяться поверье в персональное перевоплощение. Кто знает, может быть некоторые из записанных Хаимом Виталом слов Ицхака Лурии были из числа тех, которые тот никогда не произносил?

Впрочем, даже тщательно отредактированные и выверенные авторами тексты далеко не всегда застрахованы от противных самому автору трактовок и тем более от бюрократического перерождения основывающихся на них движений. Фридрих Ницше говорил: «я должен возвести вокруг своего учения ограду, чтобы в нее не проникли свиньи». Свиньи, конечно, проникли. Однако при этом следует заметить, что проникновение это было связанно лишь с учением о сверхчеловеке. Что же касается многих других новаций Ницше, то они не оказались оскверненными. И это те новации, которые касаются экзистенциальной философии. Экзистенциальная философия не только может быть признана неким прозрением последней правды о человеке, но и учением, до сих пор счастливо избегавшим формализации и организационного закостенения. Даже до сего дня искра экзистенциализма не покрылась никакой скорлупой и сияет в своем первозданном виде.

В следующий раз я бы хотел рассмотреть эту беспрецедентную особенность экзистенциальной философии избегать идейных искажений и организационных озлокачествлений. В завершении же этой статьи мне бы хотелось обратить внимание на то, что эта необычная искра была извлечена Эдомом и из Эдома. По-видимому, в чем-то правы были те каббалисты, которые утверждали, что на последних этапах тикуна зло разрушится изнутри.

ДВА ОБРАЗА ВЕЧНОСТИ («Ваишлах» 5766 - 15.12.2005)

Ангел Эсава

В недельной главе «Ваишлах» рассказывается о борьбе Иакова с неведомым противником: «И остался Яаков один. И боролся человек с ним до восхода зари, И увидел, что не одолевает его, и коснулся сустава бедра его, и вывихнулся сустав бедра Яакова, когда он боролся с ним. И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Яаков. И сказал: не Яаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил. И спросил Яаков, сказав: скажи же мне имя твое. И он сказал: зачем спрашиваешь об имени моем? И благословил он его там. И нарек Яаков имя месту тому Пниэйл, ибо ангела видел я лицом к лицу, а жизнь моя спасена. И засияло ему солнце, когда он проходил Пнуэйл; а он хромал на бедро свое. Поэтому не едят сыны Израиля сухой жилы, которая из сустава бедра, до нынешнего дня, потому что коснулся тот сустава бедра Яакова в жилу сухую. И сказал Эсав: есть у меня много, брат мой; пусть у тебя будет то, что твое. Но Яаков сказал: о нет, если я нашел милость в глазах твоих, то прими дар мой от руки моей, за то, что я увидел лицо твое, как увидел лицо ангела, и ты был благосклонен ко мне» (32.25-33.9)

Согласно еврейской традиции, загадочным соперником Иакова, которого он одолел в этом единоборстве, был ангел Эсава, которого обычно отождествляют также с главой демонического мира.

Но существует ли в европейском мире какой-либо персонаж, с которым мы могли бы идентифицировать того, кто в еврейской традиции именуется ангелом Эсава? Может ли так быть, чтобы сам Эсав ничего не знал и не рассказал об этом своем ангеле?

Учитывая, что культура Эсава покорила мир, стала мировой, а не только его персональной культурой, ангела Эсава вполне уместно отождествить с «мировым духом» классической немецкой философии.

Согласно этой философии, мир познает себя в некоем мировом духе, который в «конце времен» осознал себя в лице ее самой – то есть в лице классической немецкой философии!

Этот дух, правящий историей, хитер и ироничен: он смеется над посредственностью, но возвышает своих избранников. При всей его «хитрости» его трудно назвать Люцифером христианской мифологии, однако требованиям еврейской демонологии он как раз вполне отвечает. Достаточно напомнить, что «глава демонического мира» в глазах евреев не является однозначно отрицательным существом – он служитель и орудие Всевышнего. В этом отношении он и в самом деле может напомнить ироничного мирового духа Гегеля.

Унесенные ветром

Есть такой известный американский фильм «Унесенные ветром», в котором повествуется об исчезнувшей навсегда культуре Южных штатов. Это выражение представляется мне удачным в том отношении, что на иврите «ветер» и «дух» обозначаются одним словом, так что название этого фильма можно понять также и как «унесенные духом», мировым духом.

Согласно Гегелю мировой дух, попеременно раскрываясь в разных национальных культурах, при переходе к следующей, как бы сметает, «уносит» предшествующую. Гегель пишет: «Народу, обладающему природным началом, поручено его исполнение в поступательном шествии развивающегося самосознания мирового духа. Он во всемирной истории для данной эпохи – господствующий народ, и лишь однажды он может составить в ней эпоху. Пред лицом этого абсолютного права быть носителем ступени развития мирового духа в настоящее время духи других народов бесправны, и они, равно как и те, чья эпоха минула, не идут больше в счет во всемирной истории».

Итак, как об «унесенных ветром» можно было бы сказать не только о порядках штата Флорида первой половины 19-го века, но также и о множестве других укладах и культурах. Все они «уносились ветром», уносились мировым духом, после того как исполняли свою миссию.

Действительно, при ознакомлении со всемирной историей нас в первую очередь поражает текучесть национальных жизней. Культуры, воспринимавшие себя как центральные и вечные, как культуры собственно человеческие - исчезали бесследно. Дух сметает эти культуры целиком, оставляя от них потомкам лишь несколько литературных памятников.

Итак, вечным и неизменным является лишь сам мировой дух, а не те национальные культуры, которые он использует в качестве своих оболочек.

Вечность Израиля

Между тем из этого правила имеется по меньшей мере одно исключение – Израиль, еврейская культура. Наряду с мировым духом Эсава, подчиняющим себе все прочие национальные духи, вечности принадлежит также и культура Иакова. Более того, вечность этой культуры первичнее, надежнее и достовернее вечности культуры европейской. Иаков победил ангела Эсава и в результате этого назвался Израилем. Поэтому неудивительно, что сам Эсав в свое время посчитал уместным объявить себя «новым Израилем» (в качестве церкви), а не старым Эдомом.

Сколько раз самые разнообразные народы пытались подчинить евреев гегелевскому правилу «единократности» избрания, сколько властителей пытались «сдуть» память о евреях из мировой истории. Но маленький и слабый Израиль тем не менее и поныне занимает центральное положение в историческом процессе.

Тем самым борьбу Иакова с Эсавом можно представить как борьбу иудаизма с мировым духом.

И еврейский народ и еврейский язык вечны, вечны в неменьшей мере чем мировой дух, подминающий под себя другие народы.

Общеизвестное выражение «Нецах Исраэль ло мешакер», которое можно было бы перевести как «Вечность Израиля не обманет», «Вечность Израиля не подведет» - можно признать главным лозунгом еврейского народа. Причем это положение признается истинным также и многими духовными потомками Эсава. Приведу лишь несколько примеров.

Лев Толстой писал: «Еврей символ вечности. Он, которого ни резни, ни пытки не смогли уничтожить: ни огонь, ни меч инквизиции не смогли стереть с лица земли; Он, который первым возвестил слово Господа; Он, который так долго хранил пророчество и передал его всему остальному человечеству; такой народ не может исчезнуть. Еврей вечен, он – олицетворение вечности».

Владимиру Соловьеву принадлежит следующее замечание: «Евреи прошли через всю историю человечества, от самого ее начала и до наших дней, чего нельзя сказать ни об одной другой нации, еврейство представляет собой как бы ось всемирной истории».

Ему вторит Николай Бердяев в книге «Смысл истории»: «...еврейству принадлежала совершенно исключительная роль в зарождении сознания истории, в напряженном чувстве исторической судьбы, именно еврейством внесено в мировую жизнь человечества начало «исторического». И я хочу обратиться вплотную к самой исторической судьбе еврейства и его значению во всемирной истории как одного из непрерывно действующих и до наших дней мировых начал, обладающих своей специфической миссией. Еврейство имеет центральное значение в истории».

Итак, даже представители культуры Эдома признают, что вечность Израиля первичней и прочней их собственной вечности, или, что то же самое, что Иаков победил ангела Эсава.

МОДНЫЙ ЭКЗИСТЕНЦИАЛИЗМ («Ваишлах» 5765)

Философия одиночества

В недельном чтении «Ваишлах» описывается возвращение Иакова с семейством в Канаан и его встреча с Эсавом. Однако этой встрече предшествовала борьба с загадочным противником: «И остался Иаков один. И боролся некто с ним до восхода зари» (Берешит 32.25).

В связи с этим эпизодом я бы желал продолжить поднятую в прошлый раз тему отказа от родовой традиции во имя новой и подлинной Истины.

Дело в том, что ситуация, в которой оказался Иаков, борющийся в одиночестве с неведомым и загадочным противником (в котором традиция видит ангела Эсава) сродни той ситуации Нового времени, когда каждый человек оказался осужден на совершаемые в одиночестве духовные борения, так или иначе выбирая между традициями и чисто секулярным бытием.

В самом деле, ведь и Иаков и Эсав были родоначальниками религиозных общин. Грядущее единоборство Израиля и Церкви сводилось в тот миг к единоборству двух индивидуумов. Таким образом, одиночество Иакова мы вправе охарактеризовать как некий древний протоиндивидуализм.

На протяжении тысячелетий люди жили в корпоративных мирах. Оказаться вне какой-либо общины значило оказаться на большой дороге (впрочем, даже и там разбойники и бродяги продолжали корпоративное существование). Причастность общине, сословию, клану долгие годы была само собой разумеющейся данностью. Но вот, как выразился Шекспир, «порвалась связь времен», и бывшие корпорации распались на отдельных обособленных индивидуумов, определяющихся на свой страх и риск. Тиллих в следующих словах описывает этот процесс: «Индивидуализм есть самоутверждение индивидуального Я как такового, безотносительно к его участию в мире. Тем самым он полярен коллективизму, самоутверждению Я как части большого целого, безотносительно к индивидуальному характеру этого Я. Индивидуализм вышел из кабалы примитивного коллективизма и средневекового полу-коллективизма. Он рос под защитным покровом демократического конформизма и открыто выступил – в умеренной или радикальной формах – в экзистенциализме».

Но вполне закономерно соотнести период распада религиозных общин с периодом их зарождения. Вполне уместно сопоставить опыт одиночества, известного патриархам, с опытом одиночества их отдаленных потомков.

Новое время ознаменовалось массовым отходом от религиозных традиций, отходом, который однако далеко не во всех случаях связывал себя с атеизмом. Напротив, то была пора расцвета индивидуальной религиозности, и те самые проблемы, которые до сих пор решались в лоне традиционных религий, были пересмотрены экзистенциализмом на неведомой для самой религии глубине. В экзистенциальной философии религиозная проблематика обрела новую жизнь, в то время как в лоне традиционных религий она как будто и вовсе перестала решаться.

Экзистенциалисты обратились к персонажам ТАНАХа через голову религиозных традиций, усматривая в самих этих традициях лишь отжившие свой век мертвые оболочки. Участвовать в церковной жизни, по словам Кьеркегора, значит «принимать Бога за дурака». Он говорил, что «разница между театром и церковью в том, что театр честно и правдиво признает, что он есть; церковь же в отличие от театра лживо пытается всячески скрыть, что она есть».

В своих исканиях Кьеркегор постоянно обращался к образам Авраама, Иова, и других героев ТАНАХа, именно в их пути усматривая опыт спасительной веры. Я не помню, чтобы говоря о своем одиночестве, Кьеркегор вспоминал бы об одиночестве Иакова и его борьбе с неведомым ангелом, но даже если он этого сопоставления по случайности не сделал, оно напрашивается само собой.

Одиночество современного человека обусловлено его неспособностью довериться внешнему авторитету, оно вызвано сознанием того, что полюбить, поверить и подумать за него не может никто, как за него никто не может пообедать или подышать воздухом. Но одиночество патриархов в своей основе было того же свойства. Возможно, патриархи и смогли бы довериться внешнему авторитету, но этого авторитета у них не было. Одиночество патриархов, которым приходилось решать все духовные вопросы на голом месте, было первичным и тотальным.

Однако значит ли это, что общаться с патриархами экзистенциалисту пристало только через голову традиции, через голову «внешнего авторитета»? Разве отказывать традиции в праве совещательного голоса не значит выставлять себя за дурака?

Философия одиночества вовсе не требует отказа от традиции, она требует лишь того, чтобы традиция принималась человеком в меру его собственной убежденности, а не на основании внешнего авторитета.

Философия одиночества (экзистенциализм) - это по определению философия секулярных людей. Но вместе с тем она готова принимать на себя ответственность также и за религиозную традицию. Более того, в принятии такой ответственности видится сегодня второе дыхание этой философии, основательно подзабытой «общественным мнением». Рассмотрение исторических религий с точки зрения их созвучности экзистенциализму все более выявляется как насущная духовная задача. Обращение к традиционной религиозности в какой-то момент стало внутренней необходимостью экзистенциального поиска. Не говоря уже и об обратном: уже давно ни одна религиозная проповедь не может быть убедительна и успешна, если она не обращается к языку экзистенциализма.

Диалогический экзистенциализм

Экзистенциализм «всплыл» как особая философия в 30-х и особенно в 40-50 годах прошлого века. Так в 1940 году Бердяев писал: «Со времени появления книг Хайдеггера и Ясперса, и особенно Сартра во Франции, экзистенциальная философия стала модной. Происхождение ее возводят к Кьеркегору, который был оценен послевоенным поколением, пережившим угрожаемость человека, страх, ужас, отчаяние. Я всегда был экзистенциальным философом, и за это на меня нападали. Думаю также, что русская философия, в наиболее своеобразных своих течениях, всегда склонялась к экзистенциальному типу философствования. Это, конечно, наиболее верно по отношению к Достоевскому как философу, а также к Л.Шестову».

А вот как пишет о победной поступи экзистенциализма Тиллих в своей книге «Мужество быть»: «Экзистенциализм стал реальностью во всех странах Запада. Он выразился во всех сферах духовного творчества человека, он пронизал все образованные слои общества. Экзистенциализм нашего века – не изобретение богемного философа или невротика-романиста, не сенсационное преувеличение ради денег и популярности, не унылая игра с отрицающим началом. Все это может присутствовать в нем, но сам по себе он нечто иное. Экзистенциализм есть выражение тревоги бессмысленности и попытка принять эту тревогу в мужество быть самим собою». Но в то же время экзистенциализм воспринимал себя и как духовное явление с долгой и богатой историей. Так, в том же отрывке Бердяев пишет: «Тема экзистенциальной философии совсем не нова. Всегда существовали философы, которые вкладывали в свою философию себя, т.е. познающего как существующего. Бл. Августин, Паскаль, отчасти Мен-де-Биран и Шопенгауэр были экзистенциальными философами».

Предполагалось, что «мода» на экзистенциализм может пройти, но при этом сама эта философия виделась вечной, причем некоторые связывали эту ее вечность с ее религиозной сущностью. Так Норман Мейлер в своей работе «Белый негр» пишет: «Чтобы стать экзистенциалистом, надо обрести понимание самого себя, своих желаний, своего гнева и тревоги, своей тоски – чем она рождена, что могло бы ее утолить. Человек слишком цивилизованный сделается экзистенциалистом лишь ради моды и изменит этой позиции, когда мода пройдет. Настоящий экзистенциалист (пусть Сартр это не признает) – это по необходимости человек религиозный, сознающий свое «назначение», в чем бы оно ни заключалось, ибо жизнь, направленная верой в необходимость действия, - жизнь, построенная на признании, что главный побудительный фактор существования есть поиск, чьи цели полны смысла, хотя и таинственного; вести такую жизнь невозможно, если эмоциями, которыми она движется, не руководит глубокое убеждение»

Не секрет, что «мода» на экзистенциализм действительно прошла. Однако сама эта философия осталась. В этой связи уместно привести следующую оценку состояния экзистенциализма российским философом Еленой Косиловой: «Очень долго мое чувство в отношении к экзистенциализму можно было передать цитатой из Аквариума: "Рок-н-ролл мертв, а я еще нет". Об этой ситуации теперь можно вспомнить. Состояние после смерти экзистенциализма у экзистенциального философа печальное. Он ощущает себя несовременным, неспособным догнать новейшую мысль… К сожалению, такие вещи, как эпоха и мода, имеют отношение и к философии. Вопрос это сложный. Например, если бы некто захотел сейчас философствовать как Платон, Фома Аквинский или Спиноза, он мог бы в это только играть. И стиль, и темы, и, кажется, даже сам способ мышления той эпохи ушли. Это с точки зрения гносеологии и фундаментальной онтологии, может быть, и странно, но это факт… Возвращаясь к экзистенциализму, я полагала, что он закончился. Именно это я говорила студентам. Эти темы больше не актуальны, во всяком случае, не до такой степени, чтобы их решать заново. При индивидуальном желании можно воспользоваться теми решениями, которые дали классики экзистенциализма в курсе истории современной зарубежной философии. Сейчас на острие моды в России - лингвистический поворот и пост-модерн. Правда, имеется утрированный интерес к Хайдеггеру, но, по-моему, более связанный со скандальными элементами его биографии, чем с собственно его философией…

К Сартру общественность относится с вежливой скукой (какое отличие от моей молодости!). Что же касается Ясперса, то его неудобно даже упоминать… Словом, все везде в основном похоронили экзистенциализм. Может быть, с тайной надеждой думала я, еще можно ожидать нового рассвета из Германии, но вряд ли на моей жизни… Оказалось, не все так просто. Не знаю, как насчет атеистического экзистенциализма. Он, похоже, все-таки похоронен… Однако религиозные люди сумеют в любую эпоху жить с проблемами. Надо отвлечься и заметить в этой связи, споря с марксизмом (давно, впрочем, культурно похороненным), что религия - это совсем не опиум и не способ уйти от проблем. Она создает больше проблем, чем решает. С точки зрения философии религия представляет собой одну неразрешимую проблему. Во что верить? Самое элегантное решение этой проблемы предложил Ясперс в "Философской вере". Он предложил верить только в то, что есть Бог и мораль. Это философски корректно, это даже достаточно для веры. Но для жизни этого не достаточно. Для того, чтобы религия была живой и действующей, нужна, к сожалению, практика: церковь, обряд, иконы, молитвы, исповеди, посты. В идеале нужен собор верующих. Такая вера совсем не корректна в философском смысле, но действует на жизнь эффективно просветляюще (собственный опыт). Философская вера, увы, пуста и не действует никак.

Впав в традиционное обсуждение содержания веры, я тем самым продемонстрировала, что верующие всегда носят проблему в себе. И вот: оказывается, эта вечная проблема в наше время порождает религиозный экзистенциализм!» (http://elenakosilova.narod.ru/tmp/ex.htm)

Далее Елена Косилова приводит обнаруженные ею случаи полнокровного современного религиозного экзистенциализма.

Но тут, как мне кажется, важно сделать одно уточнение, которое явствует уже из самих же слов Косиловой о том, что одной философской веры не достаточно.

Дело в том, что сегодня речь идет не о прежнем классическом религиозном экзистенциализме, а о несколько новом явлении диалогического сопряжения экзистенциализма с традиционной религиозностью. Одинокий человек обнаружил, что традиционная религия не сводится к «статутарности» и «корпоративности», он обнаружил, что его опыт прямого сопряжения с патриархами может только обогатиться традиционно-религиозным взглядом на них.

И здесь мне как раз видится некий следующий шаг экзистенциальной философии, позволяющий ей оставаться вполне современной.

В какой-то момент парадоксальная универсальность экзистенциализма побудила его искать следы своего подхода во всех культурах, тем самым оправдывая их и спасая для истории.

Подобно тому как христианские миссионеры обошли весь свет, чтобы донести Благую весть до всех народов, до самого отдаленного и безвестного племени, так экзистенциализм стремится проанализировать и истолковать всевозможные религии и культуры, надеясь привить их к своему единственному смыслу и созидая свой единственный экзистенциальный «интернационал».

Это стремление составляет компонент того общего позитивного отношения европейской философии ко всем явлениям человеческой культуры, о котором в следующих словах говорит российский философ А.В.Ахутин: «Каждая культура – бывшая и нынешняя – были и существуют всерьез, а не в качестве ступенек, этапов, каких-то недо-разумений, недо-бытий. Каждая культура - полноценный и общезначимый урок человеческого само-обучения, само-образования. Они поучительны целиком, как равноценные, равноосновательные, равномощные образы мышления и бытия».

Классический религиозный экзистенциализм воспринимал религиозные традиции исключительно в рамках собственных узких интересов, а все, что в них не вмещалось, расценивал как устаревший и мало значимый «антураж». Однако со временем экзистенциализм испытал потребность соотнести свою позицию с различными религиозными учениями. А потому для того, чтобы отличиться от классического религиозного экзистенциализма, я бы назвал такого рода экзистенциализм диалогическим.

Но, пожалуй, ни с какой другой религиозной традицией экзистенциализм не смотрится в паре так хорошо, как с иудаизмом, основатель которого - Иаков победил в одиночестве неведомого противника и получил новое имя - Израиль.

СВОБОДА И ПРЕДВИДЕНИЕ («Ваишлах» 5764)

Предвидение в жизни патриархов

После всех злоключений с Диной, повторного явления Всевышнего Иакову в Бейт-Эле, рождения Биньямина и гибели Рахели в нашем недельном чтении «Ваишлах» повествуется о двух родословных, о потомках Иакова и Эсава, далее же говорится о смерти Ицхака: «Сыновей же у Иакова было двенадцать …. И пришел Иаков к Ицхаку, отцу своему, в Мамре Кирьят-Арба, он же Хеврон, где проживал Авраам и Ицхак. И было дней Ицхака сто восемьдесят лет. И скончался Ицхак, и умер, и приобщен был к народу своему, старый и насыщенный днями, и погребли его Эсав и Иаков, сыновья его. Вот родословная Эсава, он же Эдом» (35.23- 36.2).

По поводу слов «и скончался Ицхак» Раши пишет: «В действительности Ицхак умер намного позже событий, о которых говорится дальше - однако таков способ повествования в Торе: сначала доводится до конца один рассказ, а затем начинается рассказ о других событиях, начало которых зачастую предшествует по времени окончанию предыдущей событийной последовательностью».

Действительно, традиция считает, что Ицхак был жив еще во время продажи Йосефа в Египет, что по пророческому вдохновению он даже знал, что Йосеф не погиб, но Ицхак не открывал этого Иакову, потому что тот сам был пророк, и если было ему положено, то он бы получил соответствующее известие.

Итак, Ицхак умер не только после возвращения Иакова из Междуречья, но гораздо позже, уже после продажи Йосефа в Египет. Но тогда у нас не может не возникнуть вопроса, связанного с рассказанным ранее в недельном чтении «Толдот»: «И возненавидел Эсав Иакова за благословение, которым благословил его отец его, и сказал Эсав в сердце своем: приблизятся дни плача по отцу моему, и я убью Иакова, брата моего. И пересказаны были Ривке слова Эсава, старшего сына ее, и она послала и призвала Иакова, младшего сына своего, и сказала ему: вот Эсав, брат твой, тешится о тебе намерением убить тебя. И теперь сын мой послушайся голоса моего и встань, беги к Лавану, брату моему в Харан. И посидишь у него некоторое время, пока пройдет гнев брата твоего. Пока отвратится гнев брата твоего от тебя, и он позабудет, что ты сделал ему, тогда я пошлю и возьму тебя оттуда» (27.41-45).

Раши сообщает, что замысел Эсава был открыт Ривке в пророческом видении, что ей были «пересказаны» именно мысли Эсава. Но это значит, что она знала, что Эсав задумал убить брата только после смерти отца.

Не странно ли, Эсав решался убить Иакова только после смерти отца, но отец умер не только через десятилетия после этого решения Эсава, но и через десятилетия после того, как Иаков и Эсав примирились.

Но раз так, то что тогда значит эта способность праотцев еврейского народа предвосхищать будущее? Что вообще значат все эти пророчества?

Пророческое видение

В связи с историей уничтожения Содома и Гоморры в Торе говорится: «И Господь сказал: утаю ли Я от Авраама, что Я сделаю?» (18.17-20). А у пророка Амоса (3.7) и вовсе сказано: «Господь Бог не делает ничего, не открыв Своей тайны рабам Своим пророкам».

Комментаторы постоянно отмечают пророческие свойства патриархов. Так, например, Раши утверждает, что Авраам послушался Сару и вошел к Агари именно потому, что положился на Сару как на пророчицу. По поводу слов «И согласился Аврам» (16.2) комментатор пишет: «Он знал, что дар пророчества Сарай превосходит его собственный пророческий дар и что устами Сарай высказан приказ Всевышнего».

Но если Сара была величайшей пророчицей, то как она могла не предвидеть, чем грозит ее собственным потомкам рождение Ишмаэля?

Это выглядит странно. Ведь тот же самый комментатор вроде бы признает, что потомству Ишмаэля суждено было принести евреям страдания. Так в связи словами Торы: «Где он» (21.17), Раши пишет: «Ангелы возражали против помощи Ишмаэлю: «Владыка вселенной, – говорили они. – Ты хочешь спасти того, чьи потомки будут мучить и убивать сынов Твоего народа?!» Но Всевышний ответил им: «Где он сейчас? Находится ли он уровне грешника или на уровне праведника?». «Праведника», - признали Ангелы. «Раз он сейчас не заслуживает наказания, Я спасу его».

Итак, уже из этих немногих примеров видно, что пророческий дар не намного упрощает жизнь и, вроде бы, не позволяет ориентироваться в ней лучше, чем при использовании обычной интуиции. Создается впечатление, что пророки совершают те же самые ошибки, что и люди, полагающиеся на конвенциональную рассудительность.

Сара «прозевала» будущность Ишмаэля, Ривка не предвидела долгожительства своего мужа, Иаков (в отличие от Ицхака) ничего не знал и продаже Йосефа.

Что это значит? В первую очередь можно заметить, что во всех тех случаях, которые мы рассмотрели, непрозорливость относится только к тому, что связано непосредственно с самим пророком. Человеку не дано прозревать того, что касается его самого.

Во всяком случае такое «правило» хорошо известно иудаизму. Так Магараль («Гвурат Ашем» гл 16) приводит Гемару (Сота 12), посвященную словам Торы «И пошел некто из дома Леви, и взял за себя дочь Леви» (Шемот 2.1), которые признаются пророческими. Магараль спрашивает: «Почему пророчество было осуществлено через посредство Мирьям, а не Аарона? Следует заключить, что это пророчество подходило Мирьям, потому что осуществить избавление было предначертано Моше и Аарону. Таким образом, не мог Аарон провидеть этого, потому что пророчество всегда дается только в отношении кого-либо другого, и невозможно пророчествовать относительно себя самого».

И это достаточно понятно. Открыв будущее, связанное с личными проблемами пророка, Всевышний лишил бы человека свободы, деформировал бы его ответственность. В этой связи в Гемаре (Псахим 50.б) отдельно говорится о невозможности предвидеть день смерти.

Однако этот вопрос заслуживает специального рассмотрения. Ибо, по меньшей мере, в отношении смерти следует ввести одну поправку, связанную с ее предчувствием.

Предчувствие смерти

Действительно, широко известна такая действительность, как предчувствие смерти. Говорят, что это предчувствие особенное, что оно отличается от обычной тревоги.

Более того, тот же иудаизм признает, что такое предчувствие не только возможно, но что оно дается праведникам. Так в Зохаре сказано: «Когда приблизились дни человека, тридцать дней провозглашают о нем во вселенной, и даже птицы небесные возвещают о нем. А если он достоин этого, то тридцать дней провозглашают о нем среди праведников в Эдемском саду" (1.217). В связи с этими словами Ари Хакадош утверждал, что праведник извещается о смерти за тридцать дней.

Рав Мордехай Нойгершл в одной из своих лекций привел историю, о которой, как он говорил, писалось даже в газетах. В одном теракте в Иерусалиме погиб молодой человек, учащийся ешивы. Через несколько недель среди его вещей нашли письмо, которое он написал главе ешивы, но так и не передал. В этом письме говорилось: "Человек не знает дня и часа своей смерти. Но иногда он предчувствует смерть для того, чтобы иметь возможность раскаяться в своих прегрешениях". Однако самым знаменательным, по мнению рава Нойгершла, следует признать дату составления этого завещания, стоявшую под письмом. Юноша стал писать свое завещание ровно за месяц до гибели.

Итак, человек не только может знать о приближении смерти, праведники уведомляются о ее приходе за месяц! Как же это соотносится с другим положением традиции, настаивающем на неведении часа смерти?

Ответ достаточно ясен: дальносрочное предвидение собственной смерти деформирует свободу и потому не допускается небесами, но краткосрочное предвосхищение смерти может даваться тому, кому оно способно пойти на пользу. Ведь даже великому праведнику всегда есть в чем раскаяться, а Всевышний, поджидающий его на небесах, по-видимому, иногда хочет получить его идеально блестящим.

ДВА ОБРАЗА ВЕРЫ («Ваишлах» 5763)

Близнецовые мировоззрения

В недельной главе «Ваишлах» описывается возвращение Иакова на родину и его встреча с Эсавом. Эта встреча, в которой Иаков заискивал перед братом, большинством комментаторов оценивается негативно. Но все же примирение состоялось, и Тора показывает нам, что в конце концов братья ужились и поделили Землю вдоль Иордана. Иаков поселился по западную сторону реки, а Эсав по восточную. В этой связи я продолжу начатое ранее сопоставление иудаизма и христианства, как сопряженных и в определенном смысле даже близнецовых вер.

Как ни странно, но при всем обилии иудео-христианской полемики, мало кто пытался выявить истинное различие между этими религиями и тем более его осмыслить. Книга Мартина Бубера «Два образа веры» относится к этому редкому классу исследований. Бубер пишет: «Есть два – и только два – образа или типа веры… Обе они проявляются в нашей повседневной жизни. Одна форма веры выражается в том, что я доверяю кому-либо, пусть даже у меня нет «достаточного основания» доверять этому человеку. Другая форма веры обнаруживается в том, что я, тоже без достаточного основания, признаю истинность чего-либо… один из этих образов веры нашел законченное выражение у евреев, а другой у христиан»

Иными словами, Бубер сравнивает коренной иудейский тип непосредственной дорефлексивной веры с эллинизированным теологическим типом. В частности он пишет: «Если мы рассмотрим беседы Иисуса с учениками, изложенные у синоптиков и у Иоанна, как два этапа одного пути, то мы сразу заметим, что на этом пути было приобретено и что утрачено. Приобретена была самая величественная из всех теологий. За это приобретение пришлось заплатить простой, конкретной диалогикой изначального библейского человека, диалогикой, обретающей вечность не в надвременном духе, а в глубине настоящего момента.»

Сегодня мне бы хотелось углубиться в это весьма точно сформулированное Бубером противопоставление и коснуться вопроса сопряжения этих вер в контексте того фактического примирения между Иаковом и Эсавом, которое описывается Торой.

Своим исследованием Бубер по существу сказал, что в случае иудаизма и христианства мы имеем дело не с двумя «верами», а именно с двумя образами одной и той же веры. И это очень важное и ценное наблюдение.

Действительно, при всей остервенелости взаимных нападок, которыми на протяжении веков обменивались иудеи и христиане, невозможно не отметить, что они не только опираются на один источник ТАНАХ, т.е. на одну и ту же «письменную Тору», но, что они и «устно» выражаются достаточно близко.

Как остроумно заметил христианский автор Ханс Уко: «Христианская церковь родилась в мире иудаизма и употребляет почти тот же язык. О церкви будут всегда говорить так, как однажды было сказано о Петре: «точно и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя» (Мф 26:73). Однако, во многом подобно Петру, церковь часто отрицала свое происхождение, свое иудейское наследие».

Если оставить в стороне «персональные» вопросы, т.е. вопрос избрания и личного отношения к основоположнику христианства, и касаться именно содержательной стороны вероучений, то показать, чем иудейская вера отличается от христианской, будет совсем не просто. На мой взгляд, явные расхождения можно отметить лишь в двух вопросах: в учении об ангелах и в учении о посмертном воздаянии (можно еще, правда, отметить комплементарное отношение иудеев и христиан к вопросу семьи и брака, но в действительности это отношение связано не с содержанием вероучения, а опять же с «персоналиями». Это отношение целиком определяется характером избрания, т.е. тем, что согласно иудаизму избран народ, а согласно христианству - индивид).

Согласно иудейскому представлению, ангелы не наделены свободной волей, но являются функциональными служебными энергиями. В христианской теологии ангелы наделены свободой воли. Утверждения обратного характера встречаются как в иудейских, так и в христианских источниках, но крайне редко. Кроме того, христиане верят, что грешники вечно мучаются в аду, в то время как в иудаизме преобладает представление, что страдания грешников ограничены, и что если душа в результате этих страданий не очищается, то она совершенно истребляется. Христианству же вовсе неизвестен подобный взгляд.

Я могу допустить, что и эти положения так же сопрягаются в рамках единой теологии, но это отдельный вопрос. В данном случае я намерен показать, что те отличия, которые обычно всеми указываются, являются мнимыми, или точнее говоря, связаны не с сутью вопроса, а со способом выражения.

Например, иудеи часто приписывают христианству излишний аскетизм, гордясь своей способностью находить смысл в простых радостях жизни. Но христиане, с одной стороны, подчеркивают, что видят задачу своей аскезы в том, чтобы «освятить плоть», а иудеи, со своей стороны, также не чужды столкнуть душу с телом. В Зохаре тело не раз именуется «змеиной кожей», а Магараль учит, что праведник должен есть немного и поспешно, чтобы не слишком наслаждаться вкусовыми качествами пищи. А в Тании (32) сказано: «презрение и отвращение к телу и радость, связанная только с душой, - путь прямой и легкий для того, чтобы прийти к исполнению заповеди «Люби ближнего своего, как самого себя».

Иногда говорят, что христиане отделяют веру от дел, противопоставляют веру закону. Но и иудаизму знаком такой же подход. Вера выделяется и противопоставляется Закону не только в Евангелии, но и в Талмуде (Например, «Шестьсот тринадцать заповедей даны Израилю, пришел Хавакук и свел их к одной, как написано: «А праведник верой своей будет жить» Макот 24а).

Какой бы сферы мы не коснулись, мы обнаружим, что религиозные представления евреев и христиан, при всем том, что они совершенно по-разному могут расставлять акценты, всегда будут перекрываться. Однако тот принцип, в соответствии с которым эти акценты расставляются, тот принцип, который определяет характер двух образов веры, наиболее ясно усматривается в тех коренных христианских догматах, которые казалось бы радикально отличают христианскую веру от иудейской, а именно в догматах «триединства» и «боговоплощения».

На тему троицы я уже в свое время писал («Афины и Иерусалим» «Вести-2» 25.01.01), поэтому лишь вкратце повторю, что иудаизму хорошо известна внутренняя различенность Всевышнего. Каббала учит и о десяти сфирот, и о пяти парцуфим, а в молитвенном посвящении «Во имя единства Пресвятого, да будет Он благословен, и Шхины Его», речь идет именно о трех, ибо «единство» в данном случае трактуется как третья действительность. Вопрос таким образом заключается в том, как иудаизм мыслит себе это внутреннее различие и как соотносит его с абсолютным единством Божества. Но парадокс состоит в том, что иудаизм как раз никак себе такого соотношения не мыслит!

Так было не всегда, и в средневековье еврейские философы в своей полемике с каббалистами как раз отмечали сходство их представлений с христианскими. В этом отношении весьма показательно размышление еврейского философа XIV века рабби Элиягу бен Элиэзера Исканди, приводимые в одном исследовании Моше Иделя: «Есть такие, которые говорят, что десять сфирот являются самим Всесвятым. Есть такие, которые не считают их самим Всесвятым, но лишь присущими Ему качествами (атрибутами), прообразующими Его. И есть такие, которые говорят, что эти сфирот и не Всевышний и не Его атрибуты, а нечто находящееся между Всевышним и всем Его творением... Те, которые говорят, что сфирот являются самим Всесвятым, идут по пути христиан... Те же, кто говорят, что сфирот суть божественные атрибуты, двигаются по пути ишмаэлитов... Ишмаэлитам достаточно трех: мудрости, силы и воли, а эти идут дальше... Те же, кто выбрали третий подход, соединяющий каббалистический путь с путем философии, идут верно».

Но вместо того чтобы идти этим третьим путем, религиозную душу явно не устраивающим, иудеи как будто бы предпочли просто уклониться от этих вопросов, полностью расторгнув всякую связь между «верой» и «теорией».

Но в еще большей мере чем с учением о троице, этот разрыв заметен в связи с другим учением христиан, в высшей степени неприемлемым для иудаизма, а именно с учением о «боговоплощении».

Аналогия бытия

Идея «боговоплощения» на первый взгляд выглядит ключевой в противопоставлении иудаизма и христианства. Иудаизм исключает возможность сопряжения Всевышнего с каким либо предметом этого мира и видит в христианской догмате «боговоплощения» типичный случай «соучастного идолослужения».

Рамбам в следующих словах выражает логику, казалось бы, исконно иудейского подхода к вопросу о невоплотимости Всевышнего: «Различие между Ним и творениями не есть только различие между великим и малым, но различие по виду существования. Иными словами, следует внушать каждому, что Его знание и наше знание, Его могущество и наше могущество отличаются друг от друга не как великое от малого или сильное от слабого и тому подобное, ибо сильное и слабое непременно уподобляются в том, что касается вида и их охватывает одно общее определение... Все что может быть приписано Ему, отличается от принадлежащих нам атрибутов во всех отношениях, так что никоим образом не может быть охвачено вместе с ними единым определением» («Путеводитель» 35)

Этим утверждением Рамбам (1135-1204) спорит с Ибн-Рушдом (1126-1198) и присоединяется к Ибн-Сине (980-1037), в полемике о том, что такое бытие - субстанция или акциденция? (субстанция - это бытие через самого себя, акциденция - через другое).Если бытие это субстанция, то тогда бытие Бога и бытие человека - это одно и то же бытие (Ибн-Рушд), если бытие – это акциденция, то бытие Бога и бытие человека – это две принципиально разные действительности, не объединяемые ничем, как только одним и тем же словом (Ибн-Сина). Сама же альтернатива представлялась обеим школам единственно мыслимой и Рамбам, как мы видим присоединился в Ибн-Сине.

Включившийся в эту полемику Фома Аквинский (он родился через двадцать лет после смерти Рамбама), нашел этой проблеме свое оригинальное решение. Он подверг радикальному переосмыслению сам этот вопрос. Согласно Аквинату бытие это общее условие, как субстанции так и акциденции, условие, в качестве понятия сводимое и к субстанции и к акциденции.Таким образом согласно томизму существует три акта: акт субстанции, акт акциденции и акт бытия. Именно благодаря наличию третьего члена (целиком сводимого к двум предыдущим) становится возможно говорить об аналогии бытия, или иными словами, о специфически понимаемом подобии Бога и человека, как аналогии.

Не трудно заметить, что это положение явилось философской калькой догмата о «боговоплощении». Как ранее отцы церкви определили Иисуса как истинного Бога и истинного человека, утверждая, что в нем человек и Бог «неслиянно и нераздельно» совпадают, так Фома Аквинский поступил в философии с понятием «бытие».

Вот как характеризуется это учение в энциклопедическом словаре: «Аналогию бытия неотомисты усматривают в том, что это понятие служит основой для соотнесения различных сфер, атрибутов бытия: субстанции и акциденции, формы и материи, бесконечного и конечного, божественного и сотворенного и т.д., в конечном счете – для построения теологической картины мира. Признание аналогичности бытия исключает его понимание как однозначного или многозначного. Иначе говоря, аналогичное проявление бытия, означающее позицию мировоззренческой середины и компромисса, удовлетворяет католическую схоластику потому, что однозначность понятия бытия ведет к отождествлению Бога и природы, к пантеизму, а его многозначность вырывает между Богом и природой пропасть, т.е. ведет к радикальному дуализму, в конечном итоге – к негативной теологии».

Итак, даже посторонний взгляд легко улавливает положительные стороны христианской теологии и невольно обнаруживает слабые места еврейского подхода, неизбежно раскалывающегося на концепцию «Путеводителя», ведущую к «негативной теологии», и «Зохара», ведущую к «пантеизму».

Однако полагать, что в сложившейся ситуации «вразумительная» христианская мысль противостоит еврейской «невразумительности», значит не вполне понимать существо проблемы.

Действительно, объявив Иисуса истинным Богом и истинным человеком (а бытие отдельным актом, совмещающим субстанции и акциденции), христианство с легкостью смогло различить и сопоставить горний и дольний мир, уйти как от пантеизма, так и от дуализма. Но это было сделано лишь за счет того, что вся эта проблематика сконцентрировалась в христологии. В христологии, т.е. в учении о двойной природе Христа, эта проблема так же расколота, как в иудаизме она расколота относительно всего мира. Все эти парадоксы стали приоткрываться только в ХХ-ом веке в теологии соотношения заведомо несовпадающих «христологии сверху» и «христологии снизу», противоречащих одна другой как «Путеводитель» и «Зохар».

Очертив границы парадокса и благодаря этому добившись предельной ясности определений, сам парадокс христианство не решило, и решить не могло. О том, как на самом деле сопрягается взгляд «Путеводителя» со взглядом «Зохара», а «христология сверху» с «христологией снизу», она не знает.

Это с одной стороны. С другой стороны еврейский мир, объявив и «Путеводитель» и Зохар в равной мере своими фундаментальными источниками и оставаясь при этом единой общиной, в действительности представляет собой не «тупик», а альтернативное решение той же проблемы. Еврейский мир содержит в себе обе эти антиномические позиции в их первозданной и незамутненной чистоте, не ища разумного компромисса между ними.

В свое время спор велся очень остро. Как мы помним, в какой-то момент «аристотелик» Рамбам даже приговорил «антропоморфиста» Раавада к лишению «удела в мире грядущем» (Гилхот Тшува 3:7). Но последующие поколения с благодарностью переиздают труды и того и другого. Последующие поколения в равной мере относят к своему наследию и «Путеводитель» Рамбама и «Критические глоссы» Раавада. Относя два эти подхода к одной традиции, иудаизм совершает в «бытии» совершенно то же самое, что христианство совершает в «мысли», а именно сопрягает миры, осуществляет «аналогию бытия», а не мыслит ее. Иудаизм исконно экзистенциален, и он предпочитает иметь дело с религиозной действительностью во всей ее первичной и первозданной антиномичности, а не в закругленных интеллектуальных решениях.

Говоря об этой особенности иудаизма, рав Йосеф Соловейчик пишет: «Иудаизм принимает диалектику, состоящую лишь из тезиса и антитезиса. А третий член гегелевской триады – примирение – отсутствует. Конфликт окончателен, почти абсолютен. Только Бог знает, как примирять, мы – нет» («Этика величия и этика скромности»).

Таким образом, мы видим, что даже в пунктах самого острого идейного расхождения иудаизм и христианство представляют собой не столько две взаимоисключающие друг друга позиции, сколько два спаренных и соотнесенных образа одной веры.

ЗАГАДОЧНЫЙ АНГЕЛ («Ваишлах» 5762)

Священная гибкость

В недельном чтении «Ваишлах» рассказывается о возвращении Иакова на родину и о его встрече со своим братом Эсавом: «И послал Иаков перед собой посланцев к Эсаву, брату своему, в землю Сэир, в поле Эдом. И наказал им сказать: так скажите господину моему Эсаву: так сказал раб твой Иаков: У Лавана жил я и задержался доныне. И достались мне волы и ослы, мелкий скот, рабы и рабыни; и я послал известить господина моего, дабы найти милость в очах твоих. И возвратились посланцы к Иакову, сказав: мы пришли к брату твоему Эсаву, но он тоже идет навстречу тебе и с ним четыреста человек. И убоялся Иаков очень, и стало ему тесно» (32.4-8)

Невольно возникает вопрос: откуда Эсав узнал о приближении брата? почему он выехал к нему навстречу? Мидраш говорит, что Лаван послал к Эсаву двух своих сыновей, с тем чтобы опередить Иакова и возбудить против него брата. Страх Иакова перед этой неожиданной осведомленностью Эсава был поэтому вполне понятен. Если Эсав как-то узнал о приближении Иакова, если он собрал на встречу с братом огромный отряд, то значит, можно было ожидать чего-то недоброго. И, тем не менее, когда дошло до дела, то «побежал Эсав к нему навстречу, и обнял его, и пал на шею его, и целовал его, и они плакали» (33.4).

Как это случилось? Как Эсав, который, по всей видимости, вышел именно с враждебными намерениями, вдруг переменился? Этому имеются два объяснения: мистическое и прагматическое. Мистическое состоит в том, что накануне встречи Иаков боролся с неведомым ангелом, которого традиция считает ангелом Эсава, и победил его. А победа в верхнем мире, - поясняет в этой связи Зохар, - обеспечивает победу в мире нижнем. Однако прежде чем рассмотреть смысл мистической победы, рассмотрим победу в сфере прагматической.

Если быть точным, то традиция двойственно относится к поведению Иакова при встрече с братом. Некоторые считают, что он чрезмерно себя унизил, и скрупулезно подсчитывают, что Иаков восемь раз подряд назвал Эсава «Господин мой». И все же большинство комментаторов видят в поведении Иакова классический образец для подражания. Как говорит Рамбан: Иаков «преподнес урок своим потомкам, что следует делать, чтобы обеспечить свою безопасность в общении с потомками Эсава. Нужно готовиться к войне, но в то же время пытаться все решить миром, подкупив того, кто может оказаться твоим врагом». Вот как описывает эту сцену Тора: «И целовал его, и они плакали. И поднял глаза свои, и увидел жен и детей, и сказал: кто это у тебя? И сказал тот: дети, которых Бог даровал рабу твоему. И подошли рабыни, они и дети их, и поклонились… Иаков сказал: Если я нашел милость в глазах твоих, то прими дар мой от руки моей, за то, что я увидел лицо твое, как увидел лицо Божие (пней Элоким)» (33.5-10)

Эта сцена с самоуничижительными обращениями и подарками не просто предвосхитила поведение евреев в христианском мире, она это поведение в определенной мере сформировала. Подобострастие, угодничество и, конечно же, подношение подарков, сопровождали еврейскую жизнь в Европе на протяжении почти тысячелетия. Но при этом евреи проявляли непреклонность, когда дело доходило до их веры, а не до их чести и их кошельков.

Это веками вырабатываемое качество европейских евреев можно назвать гибкостью. Это прекрасное и похвальное качество в следующих словах восхваляется Талмудом: «Написано: «Благотворны побои любящего, и несносны поцелуи ненавистника». Проклятие, которым проклял евреев Ахия Ашилони, лучше, чем благословение, которым благословил их Билам нечестивец. Ахия Ашилони проклял их тростником. Сказал он Израилю: «И поразит Господь Израиль как тростник колеблемый». А тростник этот растет в водном месте, стебель свой он меняет, и корней у него много. И даже если слетятся все ветры мира и станут дуть на него – не сдвинут его с места, и будет он лишь клониться на ветру. Утихнет ветер – распрямится тростник на месте, где стоял. Билам же нечестивец благословил их кедром, как сказано: «Словно кедры при водах». А кедр этот растет в безводном месте, ствол свой он не меняет, и корней у него немного... Когда же подует южный ветер, то вырвет его с корнем и повалит навзничь. Вдобавок, удостоился тростник того, что делают из него перо для переписывания книг Пятикнижия, Пророков и Писания» (20.а)

Гибкость – это свойство молодости. И оно к лицу вечно молодому народу. Однако в основе гибкости лежит не только прагматизм, но и своя собственная подлинность. И поэтому не удивительно, что в традиции представлено так же мнение, что оба брата были вполне искренни, когда плакали друг у друга на плече, что Иаков и не унижался и не угодничал, а говорил то, что действительно чувствовал. Так р.Авраам Кук пишет (Игарот Гараи 112): «Видел я лицо твое, как лицо ангела» - так сказал Эсаву Иаков - человек истины и простоты. И его слова не останутся напрасны. И братская любовь Эсава и Иакова... поднимет их».

Мировой Дух

Касаясь вопроса роли разных народов в истории, Гегель писал: «Народу, обладающему природным началом, поручено его исполнение в поступательном шествии развивающегося самопознания мирового духа. Он во всемирной истории для данной эпохи – господствующий народ, и лишь однажды он может составить в ней эпоху. Перед лицом этого его абсолютного права быть носителем ступени развития мирового духа в настоящее время духи других народов бесправны, и они, равно как и те, чья эпоха минула, не идут больше в счет всемирной истории».

Когда Гегель писал эти слова, он в первую очередь имел в виду евреев. Во всяком случае, в его глазах еврейских народ раз и навсегда выполнил свою миссию - дал миру Библию, и то, что он продолжает цепляться за «избранность», только дополнительно свидетельствует о том, что он отработанный материал.

Евреи в целом соглашаются с гегелевской оценкой судьбы народов в истории. Они сравнивают великие народы с солнцем, которое восходит и закатывается, но себя они при этом сравнивают с луной, которая бывает на небе и днем и ночью. Гегель не заметил того, что то, что происходило в его век с евреями, описано в той самой книге, которая создавалась в пору их расцвета, что там предсказано: «рассеет тебя Господь по всем народам, от края земли до края земли» (Двар 28.64); что Тора и евреи немыслимы друг без друга и принадлежат вечности.

Народы принимают и передают дальше культурную эстафету всемирной истории, но обособленный от всех Израиль, с одной стороны, в этих гонках не участвует, а с другой - составляет саму историческую среду для других народов, задает само поле мировой истории.

И с этой точки зрения вполне уместно рассмотреть мистический эпизод нашего недельного чтения, а именно эпизод борьбы Иакова с неведомым ангелом: «И остался Иаков один. И боролся с ним некто до восхода зари... И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Иаков. И сказал: не Иаков отныне имя тебе будет, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом (элоким) и с людьми и победил... И благословил он его там. И нарек Иаков имя месту тому Пниэл, ибо ангела (элоким) видел я лицом к лицу» (32.25-32)

Христиане понимают данный текст буквально и традиционно усматривают в боровшемся с Иаковом незнакомце самого Всевышнего. Так Иоанн Златоуст в «Беседах на книгу Бытия» пишет: «Дабы он (Иаков) самим делом удостоверился, что не подвергнется никакой неприятности, Господь в образе человека вступает в борьбу с праведником». Однако в традиции иудаизма (коль скоро слово “элоким“ переводится в зависимости от контекста) боровшимся считается ангел, обычно ангел-хранитель Эсава, иногда даже просто сатана, что, впрочем, не противоречит одно другому, коль скоро в астральном мире Эсав признается главой демонического мира.

Как мы помним, при встрече Иаков сказал Эсаву: «Если я нашел милость в глазах твоих, то прими дар мой от руки моей, за то, что я увидел лицо твое, как увидел лицо ангела (пней Элоким)». Это высказывание Иакова естественно связать с предыдущим эпизодом, в котором он боролся с ангелом. Похоже, что в обоих случаях речь идет об одном и том же ангеле. Встретив брата, Иаков, как бы узнал того, с кем накануне боролся.

Как известно, у самого Иакова нет ангела, его хранит сам Всевышний. Но кто тогда может хранить близнеца Иакова? По всей видимости, какой-то «двойник» Всевышнего, какой-то верховный ангел, одним из ликов которого является сатана. Тот ангел, о котором сама Тора говорит, что «имя Мое в нем» (Шмот 23.21).

Это с точки зрения Иакова, который поэтому и говорит брату: «Видел я лицо твое, как лицо ангела». Но с точки зрения Эсава на роль его ангела хранителя прежде всего подходит тот самый «мировой дух», который по мысли Гегеля каждый раз выезжает на каком-нибудь «свежем», но, как правило, именно европейском народе.

Евреи верно подмечают, что великие народы и империи подобны солнцу: восходят и закатываются. Так было с Египтом, так было с Вавилоном, так было с Римом. Дальше вроде бы происходило то же самое. Царства возникали и исчезали. То взошла империя Карла Великого, то попеременно владычествовали морями и соответственно миром Испания и Британия. В настоящий момент ведущей сверхдержавой остаются США. Однако дело в том, что все эти перечисленные «светила» находятся внутри одного незакатного эдомского солнца, т.е. работают на мировой дух.

Идея мирового духа принадлежит Шеллингу, который писал: «История в качестве целого представляется беспрерывным и постепенно осуществляющимся откровением абсолюта...». Это откровение, по мысли Шеллинга, осуществляется через людей искусства.

«Великие люди в истории - это те, чьи личные, частные цели заключают в себе субстанциальное, являющееся волей мирового духа», - вторит Шеллингу Гегель. Причем в первую очередь этими «великими людьми» по Гегелю являются поэты (во вторую - вдохновенные политики). Люди страстей тоже находятся под водительством мирового духа, но вопреки своим намерениям. Мировой дух насмехается над ними, использует их страсти в своих целях. Иными словами, к поэтам (и великим политикам) мировой дух благоволит, обывателей - откровенно использует. «Разум, - пишет Гегель, - столь же хитер, сколь могуществен». «Можно назвать хитростью разума то, что он заставляет действовать для себя страсти, причем то, что осуществляется при их посредстве, терпит ущерб».

Сами Шеллинг и Гегель считали свой мировой дух тем самым Всевышним, который вдохновлял еврейских пророков. Но скорее всего, он лишь Его астральный «двойник», тот ангел, с которым бился Иаков и которого победил. Похоже, что в этом вопросе европейские философы впали в ту же ошибку, в которую в своем время впали отцы церкви, усмотревшие в боровшемся с Иаковом самого Всевышнего, а не могущественного лукавого ангела.