Если согласно книге Йецира, «мир творился десятью числами и двадцатью двумя буквами», то согласно науке, жизнь обеспечивается пятью нуклеотидами и двадцатью двумя аминокислотами (из сотен известных химикам).
В настоящий момент наука не в состоянии предложить ни одной убедительной модели самозарождения жизни, вероятность которой заметно отличалась бы от нуля.
Как функционирует живой организм, современная биохимия изучила досконально; в вопросе, как эволюционируют живые существа, по мнению ученых, они тоже разобрались, однако появление первого организма остается для науки такой же неразрешимой загадкой, как и Большой взрыв.
Играя с законами гравитации, ученые, правда, показывают, что Взрыву все же могло нечто предшествовать. Однако соответствующую механику предложить затрудняются, и полагаются на случайность. Но это лишь дополнительным образом сближает необычность двух этих «природных явлений»: возникновения Вселенной и возникновения Жизни.
Как Big Bang, положивший начало причинно-следственному ряду, сам в этом ряду отсутствует, также из него выпадает и возникновение жизни.
Наука установила, что у всего живого имеется общий гипотетический предок LUCA (last universal common ancestor) - безъядерный одноклеточный организм, образовавшийся не позже 3.8, а по некоторым расчетам, даже 4.5 миллиардов лет назад. Если последняя оценка верна, то первый живой организм возник сразу же после того, как планета достаточно остыла, чтобы биохимические процессы оказались возможны (земля сконденсировалась из газопылевого облака, возникшего после образования Солнца, 4.540 млрд лет назад).
В любом случае, закономерно складывается впечатление, что LUCA появился не в ходе естественной «химической эволюции», а в результате сверхъестественного творческого акта! Назовем его - Little Bang - малый (биологический) взрыв.
Между тем помимо этого математического аргумента, в пользу сотворенности жизни говорит также и аргумент смысловой, а именно тот факт, что в основе жизни лежит информатика, лежит нечто подобное чтению осмысленного текста.
Действительно, в ХХ веке наука установила, что органическая жизнь поддерживается кодами, что одни органические молекулы (ДНК) являются текстами, которые прочитываются другими органическими молекулами (РНК), производящими при этом третьи – белковые молекулы.
Сам этот механизм, подразумевающий смыслополагание, указывает на Автора, на Творца.
Никита Шкловский-Корди в этой связи замечает: «Если наука признает правильность собственного термина «код ДНК», она может сделать следующий шаг и согласиться, что «код» не существует без кодирующего\считывающего устройства. Значит, все гипотезы о «случайном» возникновении кода должны включать одновременное возникновение кодирующего-декодирующего устройства и текста. Сейчас никому не приходит в голову сказать, что система ДНК-РНК-белок возникла случайно.
Гуляющая без всякого научного определения “случайность”, поставленная на место демиурга, делает из науки дериват религии самого низкого пошиба.
Я предлагаю радикальное, но очень простое решение: наука признает, что происхождение жизни для нее представляет пока неразрешимую задачу, а единственным известным источником новых текстов - в человеческом языке - является человек: буквы расставляются в определенном порядке в соответствии со смыслом, который автор, владеющий языковой системой, хочет записать. Заявление о изоморфизме генетического и естественного языков, сделанное великим структуралистом Романом Якобсоном, позволяет развивать эти аналогии и вести взаимообогащающее изучение генетики и лингвистики - образец, который должен вдохновить взаимодействие науки и религии».
Итак, Шкловский-Корди сопоставляет литературу и биологию через понятие языковая система. Триада: Текст – человек – смысл параллельна триаде: ДНК – клетка – белок.
Подобно тому, как человек читающий книгу, читающий текст, постигает скрываемые в ней идеи, так клетка, читая текст ДНК, синтезирует белки, несущие четкие осмысленные биологические функции.
Подобно тому, как в поэтическом произведении все слова подчинены единому строю, единому сплетению созвучий и смыслов, так же в животном организме все ферменты и функции гармонично притерты друг к другу.
И все же эта аналогия не полная. Между кодировкой людских текстов и кодировкой биологических систем имеется одно отличие, которое, вроде бы, препятствует провозглашению их полного «изоморфизма».
Созданный человеком текст описывает предметы с помощью знаков, не имеющих с самими этими предметами никакой причинно-следственной связи.
Если иероглиф еще может иметь какое-то отдаленное отношение к облику обозначаемого им объекта, то буквы такой связи полностью лишены. Обозначения условны, связь между знаками и предметами произвольно устанавливает человек.
Любой предмет может быть обозначен любым словом (у русских, например, слово «урод» означает безобразие, у поляков - красоту). При этом само слово может быть записано с помощью букв любого алфавита. Шифр заведомо произволен, он предполагает Шифровальщика. Наличие текста подразумевает его Автора.
Между тем шифровка, лежащая в основе органической жизни, лишена этой произвольности. Код жизни однозначен и един для всех существ земли, так как подчиняется внутренней химической необходимости.
Соответствие аминокислоты какому-либо нуклеотидному триплету из четырех азотистых оснований (аденина, тимина, гуанина и цитозина) диктуется их молекулярными особенностями.
Так, если аминокислота Серин кодируется в цепи ДНК триплетом – Аденин-Глутамин-Цитозин, то ее нельзя произвольно обозначить триплетом Аденин-Аденин-Аденин, которым кодируется аминокислота Лизин.
Если где-либо во Вселенной Всевышний создал жизнь на той же биохимической основе, что и на земле, то код ДНК там будет таким же.
Другими словами, если в отношении человеческих текстов наличие Кодировщика, бесспорно, то в отношении генетического кода такая однозначность отсутствует. Убежденный сциентист имеет полное право продолжать поиски моделей, обосновывающих случайное происхождение жизни.
И все же, по крайней мере, в одном случае «изоморфизм генетического и естественного языков», о котором говорит Шкловский, наличествует. Впрочем, язык этот сверхъестественный - Святой язык.
Действительно, святой язык, язык творения, покоится на внутренней связанности знаков, предметов и их смыслов.
Так, каббалистическая книга Сефер Йецира сообщает, что мир творился десятью числами и двадцатью двумя буквами: «Бог начертал их, вытесал их, соединил их, взвесил их, поменял местами и посредством их создал все творения и все, чему назначено быть сотворенным».
Книга Зоар описывает аудиенцию каждой из 22 букв, которую давал им Всевышний, прежде чем присвоить то или иное место в алфавите, а вместе с ним и - числовое значение.
Поскольку цифры в святом языке обозначаются самими буквами, а не дополнительными иероглифами, то каждое слово, каждая фраза имеют числовое выражение – гематрию, которая рассматривается как дополнительный ключ к постижению смыслов Торы.
Итак, согласно каббале, смыслы слов возникают из самого сочетания составляющих их букв. Так немалое внимание комментаторы уделяется смыслу союза "эт", состоящего из двух букв: алеф, т.е. первой буквы алфавита, и тав - т.е. последней буквы. Слово "эмет" (истина) в этом отношении выглядит еще более изящно, ибо между первой и последней буквой алфавита в этом слове оказывается буква "мэм", расположенная в его середине. Таким образом слово “Истина” как бы объемлет весь алфавит, как бы вырастает из его имманентной логики.
Согласно каббалистической экзегетике, новые смыслы рождаются в результате прибавления или отнятия букв. Так, если от слова Адам отщепить букву алеф (символизирующую Единого), то останется "дам" (кровь). Если отщепить эту же букву от слова "эмет" (истина), то получится "мет" (мертвенность).
Но, пожалуй, самое существенное, что смыслы в конечном счете восходят к каждой отдельной букве, к ее очертаниям, к ее иероглифическим особенностям.
Так обращается внимание, что буква א «алеф», числовое значение которой - единица, составлена из буквы ו «вав» (6) и двух букв י «йуд» (10), что соответствует гематрии четырехбуквенного имени (26).
Буква ב «бет» - закрыта сверху, снизу и справа, и открыта слева. Таким образом, начинающаяся с этой буквы Тора, открыта настоящему и будущему, но умалчивает о «мистике» - о том, что было до сотворения мира, о том, что за его пределами снизу, и о том, что за его пределами сверху.
Буква ה «hэй» настежь открыта снизу, но чуть приоткрыта сверху. Никто не сказал об этой букве (не упоминая ее) лучше, чем Йешуа Ганоцри: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».
В свою очередь буква ח «хет» открыта только снизу, в связи с чем отмечается, что она звучит также, как и слово «грех» («не читай חת, а читай חטא»).
Итак, как мы видим, принцип кодировки Предвечной Торы и принцип кодировки ДНК вполне изоморфны.
Более того, изоморфными оказываются даже и сами алфавиты Торы и Жизни! В самом деле, если согласно книге Йецира, «мир творился десятью числами и двадцатью двумя буквами», то согласно науке, жизнь обеспечивается пятью нуклеотидами и двадцатью двумя аминокислотами (из сотен известных химикам).
В 1902-1903 годах Теодор Бовери и Уолтер Саттон независимо друг от друга установили, что наследственная информация хранится в хромосомах, состоящих из дезоксирибонуклеиновой кислоты (ДНК) и белков.
Тогда же – в начале ХХ-го века относительно белков стало известно, что они состоят из аминокислот, а ДНК - из четырех азотистых оснований – аденина, тимина, гуанина и цитозина, связанных с сахаром и остатком фосфорной кислоты.
Но кто именно – белки или ДНК – отвечают за передачу наследственных признаков, было непонятно. Лишь в 1944 году Освальд Эвери обосновал, что не белки, а дезоксирибонуклеиновая кислота определяет свойства клеток.
Однако, если у кого-то на этот счет еще оставались сомнения, то они полностью развеялись в 1953 году, после того, как Уотсон и Крик предложили молекулярную структуру двойной спирали ДНК.
Из опубликованной ими 25 апреля в журнале Nature статьи «Структура дезоксирибонуклеиновой кислоты», явствовало, что представляющая собой скрученную двойную спираль ДНК, обладает уникальной способностью к реплицированию, и тем самым идеально отвечает требованию передачи наследственной информации.
Но каким образом? Каким образом самоудваивающаяся ДНК может влиять на синтез белка? Как она задает последовательность аминокислотных остатков?
Уже через год после публикации Уотсона и Крика физик-теоретик Георгий Гамов высказал предположение, что речь идет о кодировке, что 20 аминокислот, из которых построены все белки, должны быть закодированы триплетом нуклеотидов. Тогда - в 1954 году - Гамов выразил надежду, что «кто-нибудь из более молодых учёных доживёт до его [генетического кода] расшифровки». Но дожил до этой минуты даже и он сам.
В 1961 году гениальную догадку Гамова экспериментально подтвердил биохимик Маршалл Ниренберг. Кишечная палочка, помещенная в среду с нуклеиновой кислотой, состоящей только из урацила, стала производить полипептид, состоящий только из аминокислоты фенилаланина. К 1965 году в лаборатории Ниренберга были расшифрованы все 64 кодона-триплета.
При этом выяснилось, что ряд аминокислот кодируется двумя, тремя, четырьмя и даже шестью разными триплетами.
Со временем выяснилось также и то, что код этот универсален, что все живые существа «написаны» на одном языке, что у всех у них имеется общий гипотетический предок – LUCA (last universal common ancestor) - безъядерный одноклеточный организм, в первой своей редакции оснащенный 355 белками.
Однако разгадка генетического кода ознаменовала собой беспрецедентный прорыв не только в науке, но в неменьшей мере и… в религии.
Впервые в истории люди столкнулись с языком, точнее даже с текстом, который имел нечеловеческое происхождение, но… не мог не иметь Автора!
Никита Шкловский-Корди в этой связи поясняет: «Если наука признает правильность собственного термина «код ДНК», она может сделать следующий шаг и согласиться, что «код» не существует без кодирующего\считывающего устройства. Значит, все гипотезы о «случайном» возникновении кода должны включать одновременное возникновение кодирующего-декодирующего устройства и текста. Сейчас никому не приходит в голову сказать, что система ДНК-РНК-белок возникла случайно.
Гуляющая без всякого научного определения “случайность”, поставленная на место демиурга, делает из науки дериват религии самого низкого пошиба.
Я предлагаю радикальное, но очень простое решение: наука признает, что происхождение жизни для нее представляет пока неразрешимую задачу, а единственным известным источником новых текстов - в человеческом языке - является человек: буквы расставляются в определенном порядке в соответствии со смыслом, который автор, владеющий языковой системой, хочет записать. Заявление о изоморфизме генетического и естественного языков, сделанное великим структуралистом Романом Якобсоном, позволяет развивать эти аналогии и вести взаимообогащающее изучение генетики и лингвистики - образец, который должен вдохновить взаимодействие науки и религии».
Итак, Шкловский-Корди сопоставляет литературу и биологию через понятие языковая система. Триада: Текст – человек – смысл, параллельна триаде: ДНК – клетка – белок.
Действительно, подобно тому, как человек читающий книгу, читающий текст открывает для себя скрываемый в ней смысл – от кулинарного рецепта, до философских прозрений, так клетка, читая текст ДНК синтезирует белки, несущие четкие осмысленные биологические функции. Подобно тому, как в поэтическом произведении все слова подчинены единому строю, единому сплетению созвучий и смыслов, так же в животном организме все ферменты и функции гармонично притерты друг к другу.
Впрочем, следует уточнить, что еще задолго до разгадки генетического кода люди уподобляли Природу Книге, подлежащей чтению-толкованию.
«Где вы, о древние народы! Ваш мир был храмом всех богов, Вы книгу Матери природы Читали ясно без очков!»
Эти слова Ф. И. Тютчева не вполне точны. В древности ни один народ кроме еврейского не представлял себе мироздания в виде книги, однако после того, как Библия завоевала мир, этот образ невольно возник в сознании людей.
Так, согласно Максиму Исповеднику (580-662), природа — это мир как книга, а Библия — это книга как мир.
Английский поэт XVII века Ф. Куарлеа писал: «Этот мир — книга инфолио, в которой заглавными литерами набраны великие дела Божьи; каждое творение — страница, и каждое действие — красивая буква, безупречно отпечатанная».
Томас Пейн (1737-1809) в следующих словах разъяснил эту идею в своем комментарии к 19 (18) псалму: «Только в мироздании могут объединиться все наши идеи и представления о слове Божием. Мироздание говорит всеобщим языком независимо от многообразия человеческих языков. Оно – вечно существующий оригинал, прочесть который может каждый. Его нельзя подделать, подменить, утерять, изменить, или уничтожить. От воли человека не зависит, оглашать его в печати или нет; оно само оглашает себя с одного края земли ло другого. Оно проповедует всем народам и все мирам; и это слово Божие открывает человеку все, что ему необходимо знать о Боге. Хотим мы сознавать Его власть? Мы зрим ее в безмерности творения. Хотим мы созерцать Его мудрость, мы зрим ее в неизменном порядке, по которому управляется непостижимое целое. Хотим мы созерцать Его щедрость? Мы зрим ее в изобилии, которым он наполняет землю. Хотим мы созерцать Его милосердие? Мы зрим Его в том, что Он не отбирает этого изобилия даже у неблагодарных. Наконец, хотим мы знать, что такое Бог? Изучай не книгу, именуемую Писанием, которую может создать человеческая рука, а писание, именуемое мирозданием».
Что же касается Канта, то в третьей Критике - «Критике способности суждения», он представлял «технику природы», как аналогию искусства.
Во всех этих - до-научно-генетических - интуициях природа охватывает, как органический, так и неорганические миры. Однако в эру генетики их стало совсем нетрудно «грамматически» различить.
Если органический мир записывается кодами ДНК, то мир неорганический, физический – описывается «формулами», управляется законами, имеющими математическое выражение.
Как сказал Галилей, «Великая книга, которая всегда лежит у нас перед глазами - я имею в виду Вселенную - написана на математическом языке и её персонажи – суть треугольники, круги и другие геометрические фигуры».
Наконец, идея того, что мироздание представляет собой книгу, причем в двух указанных аспектах – лингвистическом и математическом – лежит в основе иудаизма.
Так книга «Йецера» начинается словами: «Царь вечный, милосердный и прощающий, возвышенный, пребывающий в вечности, – возвышенно и свято имя Его, – создал мир свой тремя «сефарим»: сефер, сефор и сипур».
Три эти последних однокоренных (с-ф-р) слова означают «книга», «счет» и «устная речь».
А это значит, что помимо человеческой и природной, существует еще и третья языковая система – система духовная, Божественная.
Как клетка, читая ДНК, строит белки, обеспечивающие жизнедеятельность организма; как человек, пишущий/читающий книгу, создает смыслы, так Творец созидает миры, заглядывая в предвечную Тору.
Предвечная Божественная Тора отражается к Пятикнижии, дарованному еврейскому народу на Синае, но к нему все же не сводится.
Об этой Торе говорится разве что в книге «Йецера». В том числе относительно роли двадцати двух букв еврейского алфавита в ней сказано: «Бог начертал их, вытесал их, соединил их, взвесил их, поменял местами и посредством их создал все творения и все, чему назначено быть сотворенным».
Мне остается только упомянуть, что белковый алфавит содержит, не только 20 стандартных аминокислот, но также еще и 2 нестандартные. В наше время трудно найти еврейского биохимика или программиста, который не задумывался бы над тем, как привести в соответствие еврейский и протеиновый алфавиты.
Праздник «Шавуот». В самом названии этого праздника («недели», а по смыслу «неделя недель») заложено единство двух праздников, отделенных друг от друга этими самыми «неделями», как сказано: «И отсчитайте себе от второго дня празднования (Песаха), от дня приношения вами омэра возношения, семь недель; полными да будут они… И провозглашайте в тот самый день: священное собрание да будет у вас; никакой работы не делайте; (это) устав вечный во всех жилищах ваших в роды ваши» (Ваикра 23:15-22).
Итак, праздник Шавуот неразрывно связан с праздником Песах. Оба эти праздника – праздник Исхода из рабства и праздник дарования Торы - создают некоторое парадоксальное единство этих событий, единство двух начал еврейства - национального и религиозного.
Известная головоломка: кто же такие евреи – религиозная община или народ? - отражается в мистико-математической связи двух этих сакральных дат, невольно подразумевающих друг друга.
Песах/Шавуот – являются двоящимся истоком народа Израиля. Израиль двумерен, евреи с одной стороны - отдельный уникальный народ, а с другой - универсальная религиозная община, готовая принять любого инородца.
В субботнем киддуше говорится: «Благословен Ты,... который освятил нас своими заповедями и благоволил к нам, и святую Субботу свою с любовью и благоволением дал нам в наследие, - в память («зикарон») о деле миротворения. Ибо день этот – первый среди нареченных святыми, память («зехер») об исходе из Египта. Ибо Ты избрал нас и освятил нас из всех народов и святую субботу Свою с любовью и благоволением дал нам в наследие».
То есть в «киддуше» говорится о полноценной памяти («зехер») в связи с исходом из Египта, и лишь о «памятке» («зикарон») в связи с сотворением мира. Иными словами, в первую очередь суббота памятна тем, что она дарована евреям, и лишь во вторую - тем, что напоминает о миротворении.
Тем не менее, общую хронологию еврейский народ ведет от сотворения мира, а не от исхода из Египта. Объяснение этому выбору мы находим в комментарии Раши к первому слову Торы «в начале»: «Сказал рабби Ицхак: «Надлежало бы начать Тору со (стиха) «Этот месяц для вас - глава месяцев», который является первой заповедью, данной (сынам) Исраэля. Почему же (она) начинается с сотворения мира? Потому что «силу дел Своих явил Он народу Своему, чтобы дать им владение племен». Ибо если скажут народы мира Израилю: «Разбойники вы, захватившие земли семи народов», то (сыны Израиля) скажут им: «Вся земля принадлежит Святому, благословен Он. Он сотворил ее и дал ее тому, кто Ему угоден. По воле Своей Он дал ее им (на время), по воле Своей Он отнял у них и дал ее нам».
Евреи – народ свидетель. Поэтому как Тору важно начать с сотворения мира, так и хронологию важно начать со всеобщей истории, а не с момента ее – Торы – дарования.
Тем не менее, ничто не мешает нам вести отсчет также и от исхода, от дарования Торы. Во всяком случае, само Писание порой прибегает к такому отсчету. Так во 2-й книге Шмуэля мы читаем: "И было, в четыреста восьмидесятом году после исхода сынов Израилевых из земли Египетской, в четвертый год царствования Шломо над Израилем, в месяце Зив, втором месяце, (начал) он строить дом Господу» (6:1).
Этому отсчету можно найти свое тайное объяснение. Ведь до исхода сыны Израиля четыреста лет находились в Египте, а после исхода 40 лет скитались по пустыне. Но это значит, что согласно (выделенными самой Торой) срокам 400 и 40, время вхождения в Землю Канаан делит священную историю зеркальным образом, устанавливает в священной истории точку сингулярности.
В своей статье «Танахическая сингулярность» я пишу: «Тора указывает два сопряженных исторических периода, продолжительность первого из которых (400) в десять раз превышает продолжительность второго (40). Причем периоды эти были Торой предсказаны, то есть были даны с «отрицательным знаком», как устремленные к некоторой исторической точке – точке вхождения сынов Израиля в землю Кнаан.
Но тогда данные нам с «положительным знаком» сроки строительства Иерусалимского Храма («в четыреста восьмидесятом году после исхода сынов Израилевых из земли Египетской… (начал) он строить дом Господу») приобретают глубокий смысл.
В самом деле, четыреста восьмидесятый год от исхода - это четыреста сороковой от начала завоевания Эрец Кнаан. Иными словами, Писание прямым образом указывает на 400 лет плена и на 40 лет скитаний, после которых начался период «вхождения», и от этой же точки проходит ровно те же 440 лет до начала строительства Храма.
Таким образом, от рождения Ицхака (или от завета между рассеченными частями жертвенных животных) до «вхождения» прошло 440 лет, а от «вхождения» до начала строительства Храма также прошло 440 лет. Не вникая в подробности, какое событие происходило в начале эпохи судий, позволим себе представить 440-летний период в виде подразделенного на 400 и 40, а в этом случае перед нами предстанет следующий ряд: -400:- 40: 0: +40: +400.
Завоевание Эрец Канаан, как это сообщается в "Седер Олам Раба", продолжалось семь лет, и строительство Храма также продолжалось семь лет ("и строил он его семь лет". (6:38) Иными словами, от конца завоевания, до конца строительства Храма прошли те же 440 лет, что от начала завоевания до начала строительства.
Тогда наш ряд можно представить двумя способами, а именно как простую последовательность периодов: 400: 40: 7: 40: 400. И как два временных поля симметрично стягивающихся к растянувшейся на семь лет точке завоевания: - 400: - 40: [7]: + 40: + 400.
С математической точки зрения мы вправе понять выражение "семь (полных) лет завоевания земли Кнаан" как и "восемь (неполных)". А в этом случае, разделив период завоевания пополам, мы получим следующий ряд: -400:- 40: -4: 0: +4: +40: +400 (если считать не до начала, а до конца строительства Храма).
Таким образом, числовой язык Торы намекает на скрывающуюся в Священной истории точку сингулярности, выявляет ее».
Между тем, если не вдаваться в эту тайну, то слова «в четыреста восьмидесятом году после исхода сынов Израилевых из земли Египетской… (начал) он строить дом Господу» ясно указывают на правомочность отсчета исторического времени от исхода из Египта, от момента дарования Торы.
И в нынешнем году об этой хронологии вполне уместно напомнить. В нынешнем году Израиль вышел на перепутье. В силу того, что пораженческое соглашение Рабина-Арафата автоматически эксгумируется в случае разгрома Хамаса, Израиль до сих пор не мог позволить себе разорить его террористическое гнездо в Газе.
Год за годом каждый развязанный Хамасом конфликт завершался визуализацией его победы, в которой Израилю отводилась важная роль. Но сегодня участие в этом спектакле непростительная роскошь в силу того, что израильские арабы ясно дали понять, что их духовное и политическое руководство находится в секторе Газа. Время для своего выступления они нашли самое подходящее: уже два года разбитая параличом еврейская власть, похоже, впадает в кому. Воспрянет ли наш больной, или продолжит свое смертельное оцепенение?
Что бы он не предпринял, его решение оказывается приуроченным к 3333-летию дарования Торы! Круглая треть круглой даты. Не дремлет и не спит Страж Израиля!
Месяц назад в связи с праздником Йом-Ацмаут я обращал внимание на то, что он является близнецом праздника Шавуота. Сегодня мне бы хотелось отметить, что Шавуот является также близнецом Песаха. И не только по тому, что он смысловым образом к Песаху привязан, считается его завершением и именуется «Пасхальным собранием» («ацерет Песах»). Дело в том, что Шавуот оказывается причастен чреде весенних праздничных полнолуний, входит в их мистическое весеннее братство.
Братство это задается самой Торой, ее требованием ровно через месяц повторно праздновать Песах тем лицам, которые по той или иной причине пропустили основной праздник: «Были люди, которые были нечисты от прикосновения к трупу человеческому и не могли совершить Песаха в тот день. Подошли они к Моше и Аарону в тот день. И сказали те люди ему: мы нечисты от прикосновения к трупу человеческому. За что же мы будем лишены того, чтобы принести жертву Господню в назначенное для нее время в числе сынов Израиля? И сказал им Моше: постойте, послушаю я, что повелит Господь о вас. И Господь сказал Моше так: Говори сынам Израиля так: всякий, кто будет нечист из-за усопшего, или он будет в дальнем пути, из вас или из потомков ваших, то и он должен совершить Песах Господень. Во второй месяц, в четырнадцатый день, в сумерки пусть справляют его, с опресноками и горькими травами пусть едят его» (9.6–11).
Таким образом, можно сказать, что праздники Песах и Песах Шейни являются праздниками близнецами. Но в этом отношении близнецовыми являются также Песах и Пурим, хотя разнояйцевыми, т.е. не идентичными, а просто подобными. Действительно, Пурим и Песах не просто соседствуют с отставанием на месяц, но и перекликаются по смыслу: оба праздника связаны с (растянувшимся на год) избавлением Израиля, а главное событие Пурима - обличение Амана и его казнь - имели место в Песах. Следующие друг за другом Пурим, Песах и Песах Шейни образуют единый комплекс, образуют братство полнолуний.
Причем за этим братством, за этой близнецовостью усматривается одно серьезное календарное основание. Дело в том, что из-за несоответствия продолжительности солнечного (365) и лунного (354) года, приблизительно каждый третий лунный год объявляется високосным, т.е. насчитывающим 13 месяцев, завершающимся дополнительным месяцем - вторым адаром. Это значит, что каждый год мы заранее не знаем, какой месяц будет адаром, какой нисаном, и соответственно все последующие.
Действительно, в древности високосный год устанавливался не по алгоритму, а по климатическим условиям. В адаре решалось, что мы, собственно, в следующем месяце будем праздновать, Песах или Пурим. Условно все уже готовились к Пуриму, и вдруг узнавали, что он откладывается на месяц, и будет праздноваться в то полнолуние, которое исходно должно было быть пасхальным! Песах тем самым смещался на тот месяц, в котором «дефолт» должен был праздноваться Песах Шейни (ияр), а Песах Шейни соответственно сдвигался на то полнолуние, которое следовало за Шавуотом. Но дело в том, что то полнолуние – полнолуние сивана - тоже в определенной мере было праздничным!
В трактате «Хагига» (17.а), сообщается, что так же, как в Песах и в Суккот, в Шавуот праздничные жертвы («ташлумин») приносились на протяжении семи дней после основного праздника. Иными словами, Суккот, Песах и Шавуот – это три недельных праздника, привязанных к полнолунию. Но, если Суккот и Песах в полнолуние начинались, то Шавуот в его канун завершался, то есть завершался с исходом 13-го числа лунного месяца. А ведь как раз в соответствующую дату начинается Песах («в четырнадцатый день месяца, в сумерки, – Песах Господу. И в пятнадцатый день сего месяца праздник опресноков» (Ваикра 23:5).
Иными словами, как Пурим является братом близнецом Песаха, а Песах – Песаха Шейни, также и Песах Шейни является братом Шавуота. Таким образом, Шавуот оказывается не только отодвинутым на семь седмиц завершением Песаха, при своем завершении он сам может расцениваться как своеобразный Песах!
Дарованное мудрецам право форматировать месяцы текущего лунного года связывает весенние месяцы в единое братство, превращает четыре полнолуния – Адара, Нисана, Ияра и Сивана в единую праздничную гроздь.
Итак, заповедь «соблюдай месяц Авив (весенний)» (Дварим 16:1), т.е. закон «добавлять периодически один месяц между зимой и весной» превращает все четыре весенних полнолуния в Пасхальные полнолуния.
Между тем у Песаха имеется еще одна особенность, еще один временной маркер – недельный. Исход начался в (великую) субботу, когда сыны Израилевы отбирали ягнят для жертвоприношения, кроме того, заповедь соблюдения субботы была дана в Субботу - ровно чрез месяц после исхода (т.е. в тот день, который через год станет Песахом Шейни) (Шмот 16:1-27).
По этим, и ряду других причин, Песах оказался приурочен к Субботе, или точнее, Суббота, независимо от Песаха и параллельно ему, является днем воспоминания об Исходе («недельщиной» этого события), как это и говорится в киддуше: «Благословен Ты,... который… святую Субботу свою с любовью и благоволением дал нам в наследие, - в память о деле миротворения,… в память об исходе из Египта».
Таким образом, совпадение Субботы с любым весенним полнолунием выглядит особым сакральным событием, сакральным событием особой (двойной) мощности. Причем особость эта усиливается еще и тем, что совпадение это случается один раз в году.
Действительно, в соответствии с предустановленным свыше календарным алгоритмом, каждый год одно из четырех весенних полнолуний освящается Субботой, и каждый год только одно из них. Каждый год или Шошана Пурим, или Песах, или Песах Шейни, или полнолуние, наступающее по завершении недели "ташлумин" после Шавуота, оказывается субботним днем (в этом - 5779 - году субботним являлось собственно пасхальное полнолуние).
Должен сказать, что я никогда не слышал, чтобы какие-либо еврейские источники отмечали эту приуроченную к субботе игру весенних полнолуний.
Сам же я обратил на нее внимание в силу обстоятельств, побудивших меня однажды перечитать булгаковский роман «Мастер и Маргарита». В своем романе Булгаков описывает бал сатаны, названный им «весенним балом полнолуния»: «Ежегодно мессир дает один бал. Он называется весенним балом полнолуния, или балом ста королей», - сообщает Коровьев Маргарите.
Речь как будто идет о нисане, о еврейском Песахе, но московские события романа развиваются в мае, что может соответствовать только ияру. Значит, подразумеваются полнолуния любого весеннего месяца.
Кроме того, булгаковский бал празднуется в субботу, что специально в тексте романа не оговаривается, но однозначно подразумевается логикой христианской пасхалии, на которую автор явственно опирается.
Я сомневаюсь, что сам Булгаков до конца отдавал себе отчет в том, что он описывает, но описал он именно эту «структуру». Что же за всем этим может скрываться, я пытаюсь осмыслить в своем романе «День Шестой», изданном недавно в России. Приобрести роман можно здесь: https://www.moscowbooks.ru/book/989030/
Дарование Торы является несомненной кульминацией еврейской истории, описываемой в следующих словах: «И вот, на третий день, при наступлении утра, были громы и молнии и облако густое на горе, и звук шофара (рога) весьма сильный; и вздрогнул весь народ, который в стане. И вывел Моше народ навстречу Богу из стана, и стали у подошвы горы. А гора Синай дымилась вся от того, что сошел на нее Господь в огне; и восходил дым от нее, как дым из печи, и тряслась вся гора чрезвычайно. И звук шофара становился сильнее и сильнее. Моше говорил, и Б-г отвечал ему голосом. И сошел Господь на гору Синай, на вершину горы, и призвал Господь Моше к вершине горы, и взошел Моше. И сказал Господь Моше: сойди, предостереги народ, чтобы они не порывались к Господу, чтобы видеть, а то падут из него многие. И даже священники, приближающиеся к Господу, должны освятить себя, а то разгромит их Господь. И сказал Моше Господу: не может народ взойти на гору Синай, потому что Ты предостерег нас, сказав: "огради гору и освяти ее". И сказал ему Господь: пойди, сойди, и взойдешь ты и Аарон с тобою; а священники и народ да не порываются восходить к Господу, а то разгромит Он их. И сошел Моше к народу, и пересказал им» (Шмот 19:17-24).
При этом точная дата этого события в самой Торе не указана, так что в Талмуде о ней даже ведутся споры. Споры ведутся и о месте расположения горы Синай. В частности одним из кандидатов служит гора Карком в Негеве.
Эта относительная сокрытость времени и места дарования Торы является обратной стороной повсеместности и каждодневности ее дарования.
Как известно, получили Тору и вошли в Завет с Богом не только непосредственно участвующие в тех событиях евреи, как сказано: «не с вами одними заключаю я союз сей и клятвенный договор сей, но и с теми, которые стоят ныне здесь с нами пред Господом, Богом нашим, и с теми, которых нет здесь с нами ныне» (Дварим 29:13-14).
Тому, что дарование Торы – это событие метаисторическое, к которому оказались подключены все поколения еврейского народа, что «там и тогда» постоянно превращается в «здесь и теперь», приводятся и другие подтверждения.
В недельной главе «Шмот» рассказывается о явлении Всевышнего на горе Хорев: «Моше же пас овец у Итро, тестя своего, жреца Мидьянского. Повел он раз овец за пустыню и пришел к горе Божией, Хореву. И явился ему ангел Господень в пламени огня из средины куста терновника. И увидел он, вот терновник горит огнем, но терновник не сгорает. И Моше сказал: пойду и посмотрю на это великое явление, отчего терновник не сгорает. И увидел Господь, что он подходит смотреть, и воззвал к нему Бог из среды терновника, и сказал: Моше! Моше! И он сказал: вот я. И сказал Он: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (3:2-8).
Как следует понимать слова: «место, на котором ты стоишь, есть земля святая»?
Ответ кажется достаточно очевидным. Ведь здесь, на этой самой горе совершится дарование Торы. Так, в том же обращении к Моше Всевышний говорит: «а это тебе знак, что Я послал тебя: когда выведешь народ из Египта, служить будете Богу на этой горе» (3:12). Иными словами, в силу того, что вскоре на этом самом месте будет совершено служение и состоится встреча Бога со Своим народом, место это является святым.
Рамбам пишет: «Несмотря на то, что (Моше) находился далеко от куста, он был предупрежден, что в момент дарования Торы, когда на вершину сойдет Шхина, будет освящена вся гора».
Однако это не единственное объяснение. В комментарии Сончино сказано: «Любая точка на земле, где Всевышний проявляет Себя, является святой». А Хефец Хаим (1839-1933) и вовсе пояснил слова "место, на котором стоишь, свято оно" – в таком смысле, что всякое место, на котором человек «стоит», то есть «отстаивает» дело Создателя, как-то достойно поступает здесь и теперь, - свято.
Итак, в определенном смысле «тем, которых нет здесь с нами ныне» Тора даруется в любом месте нашей планеты.
Таким образом, через дела, через исполнение заповедей человек сообщается с местом дарования Торы.
А как он сообщается со временем ее дарования? По-видимому, через учебу.
В мидраше Танхума сказано: «В этот день пришли они в пустыню Синай» (Шмот 19). Не сказано «в тот день», а «в этот день», как будто они только сегодня пришли в пустыню Синай. Каждый день, когда ты занимаешься Торой, говори, будто именно сегодня получил ты ее с Синая, ибо сказано: «В день сей завещает Тебе Господь исполнить» (Двар 26 Танхума).
Итак, везде и повсюду у человека, занимающегося Торой, имеется возможность оказаться у горы Синай в момент получения Торы, связаться с этим временем и этим местом.
Но имеется и дополнительная возможность пережить это событие.
Всякая годовщина, воспроизводящая лунные фазы и солнечные периоды, является воспроизведением момента, давно канувшего в пучину веков. Всякое прохождение годового цикла, каждая годовщина возвращает нас в исходый момент, на этом строятся все праздники всех времен и народов. Шавуот не исключение. Шестого сивана в праздник Шавуот мы дополнительно сближаемся с временем дарования Торы.
Но можем ли мы дополнительно сблизиться с ним также и в пространстве?
Безусловно. Однако, все же не отправившись в опасное путешествие на Синайский полуостров.
Святость давно покинула Синай. Она покинула «это место» после дарования Торы и стала странствовать вместе с Мишканом, который после 39 лет скитаний в пустыне еще на протяжении столетий странствовал по Святой Земле: сразу после вхождения в Эрец Исраэль Мишкан был помещен в Гильгале; затем его перевезли в Шило, оттуда в город Нов, а из него в Гивон. Затем на горе Мория в Иерусалиме был отстроен Храм, где святость закрепилась навсегда. Как сказано о том в Тегилим: Что скачете вы [от зависти], горы высокие? Гора, на которой Всесильный пожелает обитать, там Бог и будет обитать вовеки. Колесниц Всесильного мириады, тысячи ангелов; в них Господь на Синае, в святилище. Ты взошел на высоту, захватил добычу, принял дары для человека, [чтобы] даже отступники могли обитать с Богом Всесильным. Благословен Господь. Каждый день возлагает (Тегил 68: 17-20).
"Избрал Господь Сион, возжелал его в обитель Себе. "Вот место покоя Моего вовеки, здесь обитать буду, потому что Я возжелал его" (132.13).
Итак, святость того места, на котором некогда стоял Моше, святость горы Хорева в наши дни – это святость Сиона, и более расширительно - святость всей Эрец Исраэль. Таким образом, тот, кто отмечает праздник Шавуот в Израиле, тот, кто поднимается в этот день в Иерусалим, и по возможности на Храмовую гору, - предельно приближен к исконному празднованию, приближен к моменту откровения Создателя на горе Синай.
Эрнест Хемингуэй как-то написал в письме своему другу слова, которые впоследствии взял эпиграфом к своему роману: «Если тебе повезло, и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж -- это праздник, который всегда с тобой».
А я бы в письме к своему другу-еврею написал бы так: если тебе посчастливилось родиться евреем, то ты всегда можешь превратить свою жизнь в праздник, в определенной мере, даже если ты вдалеке от земли Израиля. Потому что Тора, которую евреи получили на горе Синай, всегда с тобой.
Всякое исследование, всякий творческий поиск приносит человеку удовлетворение, всякое знание ценно. Я бы, во всяком случае, не стал занижать значение любой добросовестной учебы, совершаемой ради нее самой. Но все же тот, кто проникается интересом к Торе, счастлив не только потому, что его ум постоянно чем-то занят, - эта учеба наполняет его дополнительным смыслом, наполняет его живительными соками жизни.
Книга Тегилим начинается словами: «Счастлив человек, который не ходил по совету нечестивых и на пути грешников не стоял, и в собрании легкомысленных не сидел. Только к Торе Господней влечение его, и Тору Его изучает он днем и ночью. И будет он, как дерево, посаженное при потоках вод, которое плод свой дает во время свое и чей лист не вянет; и во всем, что ни сделает он, преуспеет» (1:1-4).
Не все, конечно, так однозначно. Тора – это «Древо Жизни для придерживающихся ее» (Мишлей 3.18), но одновременно и источник гибели для тех, кто обращается с ней недостойно, как сказано: «Всякий использующий Тору – искореняется из мира» (Недарим 62а), или «для забирающих в ней (Торе) вправо – она эликсир жизни, для забирающих влево – смертельный яд» (Шабат 88.б).
Поэтому неудивительно, что «Небесный суд начинает судить о еврее прежде всего по тому, занимался ли он изучением Торы, а уж потом судит о нем по остальным его делам. Поэтому мудрецы говорили: "Всегда пусть человек занимается Торой - ради нее самой или просто так, потому что нецелеустремленные занятия Торой приведут его к целеустремленным» («Мишне Тора» Талмуд Тора гл 3).
И неудивительно, что жизнь того человека, который полюбил изучать Тору и находит для этого занятия время и место, наполняется постоянным смыслом, превращающим ее в праздник. Но и тот, кто этого не удостоился, тот, кто этой любви к изучению Торы себе не привил, не должен отчаиваться, но продолжать учить ее даже не ради нее самой. В конечном счете, срабатывают и эти усилия. Главное, как говорят медики, не повредить. Главное не использовать Тору и ее изучение для посторонних целей. Только в этом случае она может оказаться «смертельным ядом».
Так рав Элиягу Гаон из Вильно пишет: «Сказано: "Пусть человек всегда занимается Торой даже не во имя ее самой, ибо от этого придет к изучению Торы во имя ее самой", имеется в виду человек, который не имеет какой-то определенной цели в изучении Торы, а делает это, потому что его к этому приучили, но не тот, кто учится главным образом, чтобы достичь почета… Есть четыре вида изучения Торы не во имя ее самой: а) чтобы Всевышний дал ему жизнь; б) чтобы достичь величия; в) чтобы похваляться; г) чтобы возбудить зависть товарища.
Первый из них - не тяжел и близок к святости. Так, если еврей говорит: "Эти деньги я даю на благотворительность, чтобы мой сын выжил и чтобы я удостоился Будущего мира", - он - абсолютный праведник. А три остальные соответствуют зависти, страсти и почету [и поэтому резко отрицательны]» «Эвен шлема» (8:12).
Но даже и у праздника, который всегда с тобой, имеется его особое время, когда его уместно выделить и отметить еще и каким-то дополнительным образом. Во всяком случае, так повелевает Тора: «И отсчитайте себе от второго дня празднования (Песаха), от дня приношения вами омэра возношения, семь недель; полными да будут они… И провозглашайте в тот самый день: священное собрание да будет у вас; никакой работы не делайте; (это) устав вечный во всех жилищах ваших в роды ваши» (Ваикра 23:15-22) .
Как известно, пятидесятый день после Песаха выпадает на 6 сивана. Чем примечательно это число? Вопрос не праздный, если учесть, что два других праздника, сопровождавшихся паломничествами в Иерусалимский Храм («регалим»), Песах и Суккот связаны с полнолунием, то есть с 14 и 15 числами лунного месяца. С полнолунием связаны, как известно, так же и некоторые другие праздничные даты – Шошона Пурим, День Любви - Ту бе-ав, Новолетие растений – Ту бе-Шват. С учетом того, что времена Храма практиковался также и Второй Песах - Песах Шейни, приходящийся на 14-15 ияра, можно сказать, что половина годовых полнолуний приурочены к празднествам народа Израиля.
Привязку основных сакральных событий Израиля к полнолунию трудно признать случайной. Объяснение этому обстоятельству обыкновенно дается символическое: то убывающая, то возрастающая в своей силе луна, в отличие от солнца, появляется в любое время суток и тем самым как бы прообразует Израиль, никогда не исчезающий с исторического небосвода.
Но даже полное неведение глубинных причин корреляции между праздниками и полнолунием не может избавить нас от вопроса, каким образом ее – этой корреляции - оказалось лишено центральное событие еврейской религии - дарование Торы? Почему в отличие от прочих дат, время Синайского Откровения, и соответственно, праздника Шавуот выпало на какую-то, казалось бы, достаточно случайную, ничем не примечательную лунную фазу?
В этой связи уместно обратить внимание на то, что в действительности время праздника Шавуот не ограничивалось одним днем, а растянувшись на неделю, фактически дотягивало до полнолуния.
Во-первых, этому дается намек в Торе: «И сказал Господь Моше: взойди ко Мне на гору и будь там; и Я дам тебе скрижали каменные и Тору, и заповедь, которые Я написал для научения их... И взошел Моше на гору, и покрыло облако гору Синай. И осенила слава Господня гору Синай, и покрывало ее облако шесть дней, и воззвал Он к Моше в седьмой день из среды облака. А вид славы Господней, как огонь пылающий на вершине горы, пред глазами сынов Израилевых. И вошел Моше в средину облака, и взошел на гору; и был Моше на горе сорок дней и сорок ночей» (Шмот 24.12-18).
То есть после того как (6 сивана) были получены Десять заповедей, откровение продолжалось «пред глазами сынов Израилевых» еще неделю, и только после этого Моше уединился на горе для получения детализированного Закона, в общей сложности оставаясь на ней сорок дней.
Некоторые комментаторы, правда, считают, что неделя в данном случае отсчитывается от новолуния, то есть, что Тора говорит здесь не о 6-ом, а о 1-ом Сиване. Но так или иначе, во времена Храма начинающийся 6-го числа праздник Шавуот продолжался фактически неделю.
В трактате «Хагига» (17.а), сообщается, что также как в Песах и в Суккот, в Шавуот праздничные жертвы («ташлумин») приносились на протяжении семи дней после основного праздника. Иными словами, Суккот, Песах и Шавуот – это три недельных праздника, привязанных к полнолунию. Если Суккот и Песах в полнолуние начинались, то Шавуот в него завершался, то есть завершался с исходом 13-го числа лунного месяца. Как раз в соответствующую дату начинается Песах («в четырнадцатый день месяца, в сумерки, – песах Господу. И в пятнадцатый день сего месяца праздник опресноков» (Ваикра 23:5).
Как известно, пятидесятый день после Исхода, праздник Шавуот - это праздник дарования Торы. В этот день, шестого сивана 2448 года, Всевышний произнес в слух всего народа Израиля десять заповедей, после чего Моше поднялся на гору Синай для получения остальных предписаний. Между тем нигде в самой Торе ничего о дате ее дарования не сообщается. Само шестое сивана упоминается, и упоминается не раз (как пятидесятый день после праздника Песах), однако лишь в связи со своей сельскохозяйственной стороной. Так, в книге Шмот (34.22) сказано: “Праздник Шавуот совершай у себя при созревании пшеницы”. В другой главе той же книги (23.16) этот день именуется праздником жатвы, «хаг-а-кацир» (Шмот 23.16): “Праздник жатвы первых плодов труда твоего”. В книге Бемидбар (28.26) этот праздник упоминается в связи принесением в Храм первых плодов, “бикурим”: “В день первых плодов... священное собрание да будет у вас”. Сходным образом говорится об этом празднике и в книге Дварим (26.1-2): “И будет, когда придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел, и овладеешь ею, и поселишься в ней, то возьми начатков всех плодов земли, которую Господь Бог твой дает тебе, и положи в корзину, и пойди на место, которое изберет Господь”. Само название Шавуот опять же связано со счетом дней, а не с какой либо иной причиной: “Семь седмиц (шавуот) отсчитай себе; от нанесения серпа на жатву начинай считать семь седмиц” (Дварим 16.9).
Итак, законодательство, изложенное в Торе в связи с праздничной датой шестого сивана, никак не пытается привязать себя к моменту ее – Торы - дарования. То есть смысл празднества шестого сивана, как он представлен в самой Торе, не имеет никакого отношения к откровению, имевшему место в этот день, не имеет никакого отношения к акту прорыва Божественного Закона в этот мир.
И это, конечно же, вызывает вопросы. В самом деле, евреи любят обращать внимание на связанность своих священных дат с историей. Некоторые остряки даже подводят все праздники под некую общую схему: наши враги задумали нас истребить, но Всевышний избавил нас, и вот теперь мы сидим здесь, едим и вспоминаем о былом спасении.
Почему же праздник дарования Торы (казалось бы, центрального исторического события), согласно самой Торе - это не исторический, а сельскохозяйственный праздник? Почему в самой Торе не сказано, чтобы день этот был памятен еврейскому народу как день его брачного союза со Всевышним, как день нисхождения Торы?
Возможно, дело в своеобразной несвоевременности, внеисторичности этого дарования? Возможно, дело в том, что согласно изначальному замыслу, пятидесятый день после Исхода должен был быть чисто сельскохозяйственной датой, праздником, связанным исключительно со святой Землей, а не со святым Законом? Быть может, отсутствие в Торе какой-либо связи Шавуота со Священной Историей призвано подчеркнуть этот исходный план?
В самом деле, дарование Торы, как оно в самой Торе описывается, характеризуется также еще одной странностью, а именно своей полной неожиданностью. Необходимость получения Торы не вызревала медленно и постепенно, Тора свалилась на Израиль свершено внезапно, без предварительных обетований и знамений. В акте своего дарования Тора не была подобна ливню, приближение которого по целому ряду примет можно ожидать за несколько часов. Она скорее была подобна неожиданному снегопаду в обычный зимний пасмурный день («пошел мелкий снег и вдруг повалил хлопьями»). Таков очевидный факт священной истории - Тора свалилась на Израиль как снег на голову.
В книге «Берешит» в семи местах праотцам еврейского народа дается обетование наследовать землю. Всевышний давал это обетование Аврааму (12:7; 15:18), давал его Ицхаку (26:3), давал ее Иакову (28:15). Причем эти обещания носили не частный характер, о них хранилось предание среди потомков: «И видел Йосеф у Эфраима детей до третьего рода, также и сыновья Махира, сына Менаше, были взлелеяны на коленях Йосефа. И сказал Йосеф братьям своим: я умираю; но Бог верно вспомнит о вас и выведет вас из земли этой в землю, о которой клялся Аврааму, Ицхаку и Яакову. И заклял Йосеф сынов Израилевых, говоря: верно вспомнит Бог о вас, тогда вынесите кости мои отсюда. И умер Йосеф ста десяти лет. И набальзамировали его, и положили в ковчег в Египте» (50:23-26).
Итак, когда Моше, по слову Всевышнего, пришел к народу и призвал его к исходу, призвал его вернуться в Эрец Исраэль, то это было воспринято как давно ожидаемое известие. Впрочем, даже и сам Всевышний в тот момент как будто не обещал ничего другого. Явившись Моше на Хореве в пламени неопалимого куста терновника, Всевышний сказал: «Пойди, собери старейшин Израилевых и скажи им: Господь, Бог отцов ваших, явился мне, Бог Авраама, Ицхака и Иакова, говоря: вспомнил Я о вас и (увидел) то, что делается с вами в Египте. И сказал: Я выведу вас из-под ига Египетского в землю Кнанеев, Хэйтийцев, Эмореев, Перизеев, Хиввийцев и Иевусеев, в землю, текущую молоком и медом» (Шемот 3:16-17).
Более того, даже предупредив Моше, что через год они снова встретятся на этом же месте, Всевышний сказал, что встреча эта будет отмечена «служением», а не «дарованием заповедей»: «И Он сказал: ведь Я буду с тобою, и вот тебе знамение, что Я послал тебя: при выводе твоём народа из Египта вы совершите служение Богу на этой горе». (3:12)
Исход свершился, народ направился в текущую молоком и медом землю, однако продвигался не спеша, и через полтора месяца сыны Израилевы оказались у подножия той самой горы, где было дано обетование исхода, у горы Синай: «В третий месяц по выходе сынов Израиля из земли Египетской, в самый день, пришли они в пустыню Синайскую. И двинулись они из Рефидима, и пришли в пустыню Синайскую, и расположились станом в пустыне; и расположился там Израиль против горы».
И вот тут всех ждала полная неожиданность: «И Моше взошел к Богу, и воззвал к нему Господь с горы, сказав: так скажи дому Яакова и возвести сынам Израилевым: Вы видели, что Я сделал Египтянам; вас же Я носил на орлиных крыльях и принес вас к Себе. И вот, если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим дражайшим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля; Вы будете у Меня царством священников и народом святым. Вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым. И пришел Моше, и созвал старейшин народа, и изложил им все эти слова, которые заповедал ему Господь. И отвечал весь народ вместе, говоря: все, что говорил Господь, исполним. И пересказал Моше слова народа Господу. И сказал Господь Моше: вот, Я приду к тебе в густом облаке, дабы слышал народ, как Я буду говорить с тобою, и будет доверяться и тебе всегда. И пересказал Моше слова народа Господу» (Шмот 19:1-7).
Итак, по пути в Эрец Исраэль с полной неожиданностью для себя Израиль был принужден к некоему завету, получил Тору! Более того, как сообщает мидраш, Израиль в такой мере не был готов к этому сюрпризу, что Всевышнему пришлось угрожать! Считается, что Тора была принята Израилем добровольно лишь столетия спустя, после избавления от истребления, задуманного Аманом (Мегилат Эстер 9:27).
Что значит это неожиданное вторжение Всевышнего в историю? Почему на протяжении столетий праотцы и их потомки ничего не слышали о готовившемся им подарке? Почему было бы не подождать с дарованием Торы хотя бы до вхождения в Эрец Исраэль? Почему именно тогда - 6 сивана 2448 года от сотворения мира?
Рав Кук («Орот Исраэль у-тхиято» 29) пишет, что избавление («геула») вызревает по своим собственным закономерностям, и что как первая «геула» была связана с Торой, последняя связана с народом. Разъясняя эти слова рава Кука, рав Ури Шерки приводит слова Писания: «Слово, что заповедал Он на тысячу поколений» (1 Диврей Аямим 16:15). В соответствии с указанными в этом отрывке нормами естественной духовной эволюции, человечество пришло бы к идеалам Торы только через тысячу поколений. Иными словами, на это ушло бы порядка двадцати тысяч лет. Вручив Тору народу Израиля в 2448 году, Всевышний решительно сократил этот процесс (всего 26 поколений, насчитываемых от Адама до Моше). Однако ускорение процесса, искажение исторической закономерности потребовало и исправления. Как разъясняет рав Шерки в ряде своих лекций, исход из Египта должен был оставаться (по своему первоначальному замыслу) только обретением национальной независимости, и отягощение его получением Торы требовало исторической корректировки. Светский сионизм понадобился, чтобы исправить то обстоятельство, что Тора давалась поспешно и под давлением.
Сионизм ввел евреев в Израиль на волне той первозданной национальной воли к возвращению, которая окрыляла вышедший из египетского рабства народ, еще не обремененный всем объемом заповедей Торы. Соответственно, религиозный сионизм является таким исправлением, которое сглаживает исторические деформации, стабилизирует баланс национальных духовных сил и расставляет все ценности по своим местам.
Праздник Шавуот, праздник Пятидесятницы, который мы встречаем в эти дни, неоднократно упоминается в Торе под разными именами.
Праздником Шавуот - праздником «Седмиц» он именуется в книге Шмот (34.22): «Праздник Шавуот совершай у себя при созревании пшеницы».
В другой месте Торы он называется «праздником жатвы», «Хаг-а-кацир» (Шмот 23.16): «Праздник жатвы первых плодов труда твоего». В книге Бемидбар (28.26) этот праздник назван днем «бикурим» - «первых плодов»: «В день первых плодов... священное собрание да будет у вас». Первинки каждого плода земли Израиля должны были приноситься в Храм в сезон, соответствующий их созреванию (Дварим 26.1-2), но приношение пшеницы производилось именно в Шавуот.
Первым приносился ячмень – 16 нисана, т.е. на другой день после Песаха, а через пятьдесят дней 6 сивана приносилась пшеница.
Само название Шавуот связано с отсчетом дней от этого первого снопа ячменя: «Семь седмиц (шавуот) отсчитай себе; от нанесения серпа на жатву начинай считать семь седмиц» (Дварим 16.9).
Между тем Тора ни разу не упоминает главное название этого праздника – «праздник дарования Торы». О том, что Тора, во всяком случае десять заповедей, были даны именно в этот день, мы узнаем из устного предания. «Семь седмиц» отсчитывались именно от Песаха: Тора была дана народу Израиля на пятидесятый день после его выхода из Египта
Итак, согласно Торе, Шавуот - это чисто сельскохозяйственный праздник. Между тем устное предание однозначно приурочивает этот праздник к дарованию Торы.
Но что значит, что именно растительный, нежертвенный праздник Шавуот связан с дарованием Торы?
Пшеница, хлеб - это слово Всевышнего, это образ слова, как сказано: «Не хлебом одним живет человек, но и всем тем, что исходит из уст Господа» (Дварим 8.3). Связь хлеба и Торы неоднократно подчеркивается традицией.
Все мы признаем, что «наука соответствий» утрачена. И все же существуют предметы, непосредственный семантический смысл которых столь очевиден, что его не могут не замечать даже современные люди.
Например, сексуальные утехи однозначно ассоциируются со сладостью. В русском языке это прямо отражено: сластолюбие, сладострастие - это отнюдь не гастрономические категории. Взрослый мужчина, которого воротит от одного вида конфет и который обожает селедку под пиво, естественно выговаривает по отношению к своей возлюбленной «моя сладкая», но не в состоянии выговорить «моя соленая».
То же и хлеб. Сам образ его направляет ум человека к Создателю, питающему мир. Изречение «Нет муки – нет Торы; нет Торы – нет муки» (Перкей Авот 3.21) имеет не только нравственно-экономический смысл, но и смысл семантический.
Итак, дарование Торы связано с приношением первых плодов, т.е. с тем нежертвенным культом, который в свое время был отвергнут Всевышним: «Принес Каин от плодов земли дар Господу. И Эвель также принес из первородных овец своих и из тучных. И Господь обратил внимание на Эвеля и на дар его, а на Каина и на дар его не обратил внимания» (4.3-4).
Тем самым мы видим, что с дарованием Торы, с построением Храма оказалось снято преступление первого рожденного женщиной человека.
В этом отношении Песах и Шавуот, наследующие традиции Авеля и Каина, выступают как праздники - антагонисты. Ведь если Шавуот - это «праздник жатвы первых плодов труда твоего», то Песах - это прежде всего именно жертвенный культ. Мы читаем: «После сего войдут Левиты служить при шатре соборном, когда ты очистишь их и вознесешь их вознесением. Ибо вполне отданы они Мне из среды сынов Израиля вместо первоплодия всякой материнской утробы, вместо первенца всякого из сынов Израиля взял Я их Себе. Ибо Мой - всякий первенец у сынов Израиля, от человека до скота. В день поражения Мною всех первенцев в земле Египетской посвятил Я их Себе» (Бемидбар 8.15-18).
Песах напрямую связан с жертвенным культом, связан с кровью (которой евреи мазали косяк двери), и как следствие этого с принесением в жертву всего первородного, Шавуот же исходно связан с приношением плодов земли.
Однако эти культы соприкасаются, они встречаются в непосредственной близости. Как я уже сказал, приношение первого снопа ячменя - первой первинки года - происходит 16 нисана. Первый сноп ячменя собирали в округе Иерусалима самые представительные люди города и приносили его в Храм. После этого начинается отсчет «омеров». С момента принесения в Храм ячменя и до принесения в него пшеницы должно пройти семь седмиц.
Таким образом пятьдесят дней - это период между принесением самых первых первинок, а не период между приношением жертвенных ягнят и первинками пшеницы.
Итак, в культовой жизни Израиля первый сноп ячменя приносился в Храм сразу вслед за ягненком, создавая во времени тот «шаатнез» т.е. то переплетение «льна» и «шерсти», который присутствовал в одеждах священников.
В будничной жизни «шаатнез» запрещен, как сказано: «одежда смешанной ткани из шерсти и льня, да не покрывает тебя» (Ваикра 19.19), но священническая одежда включала «шаатнез». Это символ искупления первого братоубийства, это символ примирения Каина и Авеля, символ примирения жертвенного и мирного культов.
Итак, жертвенный праздник Песах и нежертвенный праздник Шавуот привязаны друг к другу, переплетены между собой. Они создают пару. Но при этом характерно, что само дарование Торы связано все же с нежертвенным культом, связано с приношением в храм пшеницы.
Однако прежде чем углубиться в эту связь, стоит отметить, что Шавуот - это еще и мистический праздник.
Действительно, традиция понимает под праздником Шавуот годовщину события, в следующих словах описанного в конце недельного чтения «Мишпатим»: «И отвечал весь народ в один голос, и сказали: все слова, которые говорил Господь, исполним. И написал Моше все слова Господни, и встал рано поутру, и построил жертвенник под горою и двенадцать памятных столбов двенадцати коленам Израиля. И послал юношей из сынов Израилевых, и вознесли они Всесожжения, и зарезали мирные жертвы Господу - тельцов. И взял Моше половину крови, и влил в чаши, а другою половиною крови окропил жертвенник. И взял книгу завета, и прочитал вслух народу, и сказали они: все, что говорит Господь, сделаем и поймем (послушаемся). И взял Моше крови, и окропил народ, и сказал: вот кровь союза, который заключил с вами Господь обо всех словах этих. И взошел Моше и Аарон, Надав и Авиу, и семьдесят из старейшин Израиля. И видели они Бога Израилева, и под ногами Его как образ кирпича из сапфира и, как самое небо, по чистоте. И на избранников из сынов Израилевых не простер Он руки своей. И видели они Бога, и ели и пили» (Шмот 24.3-11)
Сцена эта радикально отличается от всех других явлений Всевышнего, которые описаны в Торе. Она откровенно мистична. Мистична в том смысле, что тайны Всевышнего открываются здесь отчужденно, как бы со стороны. Не происходит никакого диалога. В Торе это, пожалуй, единственное мистическое описание.
Ибн Эзра указывает, что «народ» представляли собой только старцы, кровью были окроплены только они. Все комментаторы сходятся во мнении, что юноши, приносившие жертвы, были первенцами тех самых старцев. Т.е. круг был узкий. Присутствовал не весь народ, а лишь «великие посвященные».
Потом они поднялись на гору, и увидели в пророческом видении Всевышнего сидящим на троне. А сапфир, который они видели, был тот же самый, который фигурирует в видении Иехезкеля.
Итак, праздник Шавуот - это мистический праздник, и не удивительно, что ночь этого праздника принято проводить за изучением Торы.
В книге Зогар в этой связи говорится: «Раби Шимон сидел и занимался Торой в ночь, когда Невеста соединяется со своим Мужем. Ибо так мы учили. Все Собратья, сыновья чертога Невесты, в ту ночь, когда Невеста готовится, чтобы на следующий день войти под свадебный полог к своему Мужу, должны быть вместе с Нею всю ту ночь. И радоваться вместе с Ней наряду Ее, в котором она воссоздается. Занимаясь Торой: от Пятикнижия к Пророкам, а от Пророков к Писаниям, и толкованиями Торы, и тайнами Мудрости – ибо таковы наряды Ее и украшения Ее. И она со служанками своими приходит и находится над головами их, и воссоздается в них. И радуется им всем в эту ночь, и лишь вместе с ними на следующий день входит под свадебный полог. И они зовутся сынами свадебного полога. И когда Она входит под свадебный полог, то Святой, благословен Он, вопрошает о них и благословляет их, и коронует их короной Невесты, блаженна их участь» (1.8а-9а)
Учитывая этот мистический аспект праздника Шавуот, стоит остановиться на предании, в соответствии с которым именно пшеница была тем древом познания, вкусив от которого пал первый Человек.
Традиция предлагает несколько версий относительно того, что это было за дерево, плоды которого первому Человеку было запрещено вкушать под страхом смерти.
Согласно одной версии, древо познания добра и зла - это смоковница, согласно второй - яблоня. Но в трактате Брахот (40а) мудрецы спорят о том, было ли это дерево виноградом или пшеницей.
Само обилие вариантов не должно нас смущать. Ведь если у каждого предмета имеется свой смысл, как он имеется у слова, то могут быть и предметы - синонимы. Например, Торе соответствует не только хлеб, но и вода.
То обстоятельство, что Древо Познания усматривается традицией в нескольких видах растений, вполне закономерно. Первозданное древо познания могло переродиться в них всех, в каждого в каком-то своем аспекте. Но в любом случае для нас сейчас существенно, что пшеница признается одним из таких порождений.
Праздник принесения в Храм первинок пшеницы - это символ дарования Торы, а в соответствии с тем, что Тора – это Древо Жизни («Древо Жизни она для придерживающихся ее» Премудрости 3.18), то Шавуот - это праздник приобщения к Древу Жизни.
Однако Тора это не только Древо Жизни, но в известном смысле и Древо Познания, которым является пшеница. В даровании Торы Древо Познания, таким образом, восстанавливает свое первозданное значение и сочетается с Древом Жизни. А тем самым, пшеница в праздник Шавуот дважды осмыслена.
В Торе праздник Шавуот упоминается неоднократно под разными названиями. Под именем Шавуот - “праздник седмиц” мы встречаем его в книге Шмот (34.22): “Праздник Шавуот совершай у себя при созревании пшеницы”. В другой главе той же книги (23.16) он именуется праздником жатвы, хаг-а-кацир (Шмот 23.16): “Праздник жатвы первых плодов труда твоего”. В книге Бемидбар (28.26) этот праздник назван днем “первых плодов”, “бикурим”: “В день первых плодов... священное собрание да будет у вас”. Сходным образом говорится об этом празднике и в книге Дварим (26.1-2): “И будет, когда придешь в землю, которую Господь, Бог твой, дает тебе в удел, и овладеешь ею, и поселишся в ней, то возьми начатков всех плодов земли, которую Господь Бог твой дает тебе, и положи в корзину, и пойди на место, которое изберет Господь”.
Действительно, первинки каждого плода земли Израиля должны были приноситься в храм в соответствующий им сезон. Так, например, плоды оливкового дерева приносились ближе к Хануке, но приношение пшеницы производилось именно в Шавуот.
Название Шавуот связано с отсчетом дней: “Семь седмиц (шавуот) отсчитай себе; от нанесения серпа на жатву начинай считать семь седмиц” (Дварим 16.9). Тем не менее главное название этого праздника - “праздник дарования Торы” - в Пятикнижии не указывается. О том, что Тора, во всяком случае десять заповедей, были даны именно в этот день, мы узнаем из устного предания. “Семь седмиц” отсчитывались именно от Песаха: Тора была дана народу Израиля на пятидесятый день после его выхода из Египта.
Сама эта связь дарования Торы с жатвой пшеницы достаточно прозрачна: слово Всевышнего - это хлеб души, как сказано: “не хлебом одним жив человек, а всем исходящим из уст Господа” (Дварим 8.3). Таким образом дарование Слова аллегорическим образом увязывается с дарованием хлеба, с жатвой.
Но что значит жить “исходящим из уст Господа”?
Существует агада, согласно которой Тора предлагалась также и другим народам, во всяком случае народам, вышедшим из семьи Авраама. Рассказывается, что сначала Всевышний предложил Тору эдомитянам - потомкам брата Иакова, Эсава. “А что там написано?” - спросили эдомитяне. “Там сказано не убий”, - последовал ответ.
И Эсав отказался, ибо счел эту заповедь для себя невыполнимой. Тогда Всевышний обратился к потомком брата Ицхака, Ишмаэля. Они также поинтересовались, что там записано, и отвергли предложение из-за запрета на воровство. Тогда Всевышний предложил Тору Моаву, потомкам племянника Авраама, Лота. Но и моавитяне отказались принять Тору, на сей раз из-за заповеди “не прелюбодействуй”.
И лишь Израиль вместо того, чтобы предварительно расспросить, какие заповеди ему будут предписаны, сразу согласился.
Вот как об этом рассказывается в Торе: Всевышний повелел Моше пересказать народу Его условия: “Если вы будете слушаться гласа Моего и соблюдать завет Мой, то будете Моим дражайшим уделом из всех народов, ибо Моя вся земля. А вы будете у Меня царством священников и народом святым. Вот слова, которые ты скажешь сынам Израилевым. И пришел Моше, и созвал старейшин народа, и изложил им все эти слова, которые заповедал ему Господь. И отвечал весь народ вместе, говоря: все, что говорил Господь, исполним” (Шемот 19.5-9)
Итак, только после этих слов, только после того как еврейский народ согласился принять Тору, “из уст Господа изошли” десять заповедей. Причем через некоторое время выяснилось, что кроме этих десяти существует еще множество других, гораздо менее универсальных предписаний. И все их Израиль так же принял на себя и на своих потомков. Таким образом в основе дарования Торы стояла готовность еврейского народа исполнить ее предписания вне зависимости от того, какими они окажутся. Именно эта готовность явилась той отличительной чертой еврейства, которая позволила сохранить преданность Торе на протяжении веков.
Именно эта готовность позволяет сегодня множеству евреев проникаться древними предписаниями, позволяет им держаться традиции несмотря на то, что по убеждению некоторых значительная часть заповедей Торы “устарела”.